Читаем Выбитый генералитет полностью

Четырнадцатого июля с рассветом вновь разгорелся бой по реке Вилия. Противник оказывал упорное сопротивление, и местами довольно удачно. Очевидно, в ночь на 14 июля он успел перебросить из гарнизона некоторые из своих частей на реку Вилия. Возможность такой переброски мы учли заранее, и некоторые части 10-й кавдивизии перешли реку вплавь. Оборонять Вилию при данном положении вещей поляки считали бессмысленным. С 7 часов утра корпус продолжал свое дальнейшее наступление на Вильно.

В 15–18 километрах от города противник перешел к обороне и начал оказывать сопротивление. Очевидно, генерал Барщук, не желая без боя отдать древнюю столицу Литвы — Вильно, решил напрячь все свои силы для ее обороны. Он выбросил на фронт все, что мог, в том числе и необученные, наспех сколоченные добровольческие батальоны, составленные из местного населения.

В 10 часов утра я вместе с моими спутниками догнал кавалерийскую бригаду Уединова в дер. Лесники, расположенной в 3–4 километрах западнее Вильно. Вся бригада Уединова в пешем строк) находилась на улицах деревни. Хорошо, что в то время противник в Вильно не имел авиации, иначе от бригады остались бы рожки да ножки. Подобное безграмотное «сосредоточение» можно было допустить только в условиях уровня военной техники 1920 года. Отыскав штаб бригады, через ряды конницы я не без труда пробрался к нему. Он расположился в деревянной просторной крестьянской хате. Оставив коней и сопровождающих меня людей на крыльце, я вошел в хату.

За столом в окружении своих командиров полков сидел широкоплечий Уединов в накинутой бурке, отчаянно жестикулирующий и ударяющий о стол обоими кулаками своих крепких рук. Перед ним на столе лежала измятая, рваная и местами окровавленная карта-трехверстка данного района.

Увидев меня, Уединов быстро вскочил и скомандовал:

— Смирно, товарищи командиры!

Уединов попытался доложить мне расположение своей бригады. Я поднял руку, давая этим понять, что все знаю.

— Два-три попадания польских снарядов, и от твоей бригады, товарищ Уединов, останется мокрое место. Кто же так располагает? — сказал я и сел рядом.

— Да это командиры полков виноваты, — оправдывался Уединов.

— Ладно, мы все одинаково виноваты, в том числе и ты, нечего вину сваливать на других, — возразил я.

— Точно так, мы все виноваты.

— Уединов, когда ты думаешь захватить город? — уже улыбаясь, спросил я.

Ободренный моей улыбкой, Уединов поспешно ответил:

— Сегодня днем, а может быть, и к вечеру, если удастся сломить сопротивление частей гарнизона, прикрывающих мост.

— Значит, Уединов, ты опять хочешь уступить победу комбригу-1 товарищу Селицкому? — спросил я спокойно. — Имей в виду, что если ты через два часа не будешь в городе, то к этому времени туда войдет с севера со своей бригадой' товарищ Селицкий. Понял?

— Как?! Неужели Селицкий опять опередит меня, как в Свенцянах и в Подбродзе? — горячо воскликнул Уединов. — Нет? Нет, на этот раз не выйдет! По коням, товарищи командиры!

Я снова был вынужден поднять руку и сказать:

— Не горячитесь, Уединов. Горячность так же вредна. Как вы думаете, товарищи командиры? — спросил я Смирнова и Балашева (комполка-89 и 90).

— Товарищ комкор, я думаю, если Вильно раньше нас возьмет Селицкий, то я подам в отставку, — ответил Смирнов.

— Да, да, верно. И я так думаю, — хриплым голосом, добавил комполка-90 Балашев, получивший за храбрость кличку Волк.

— Видишь, товарищ Уединов, ребята не хотят уступать первенства победы. А как у тебя насчет разведки? Знаешь ли ты силы противника, охраняющие мост?

— Да нет, товарищ комкор! Вот за это я и ругал их сейчас. Нам удалось только выяснить, что поляки неизвестными силами занимают мост. А сколько их, какого полка, как укреплена «Дед-дед…» Фу! Черт! Забыл, как называется — французское слово! — досадно сморщился Уединов, припоминая название предмостного укрепления.

Я вынужден был прийти ему на помощь

— «Тет-де-пон».

— Вот! Вот! Детдапон, — подхватил Уединов.

— Хорошо! Но сколько же, хотя бы приблизительно, ты считаешь сил тет-де-пона? — вновь спросил я.

— Очевидно, около полка пехоты, а может быть, и больше, — неуверенно ответил Уединов.

— О, нет! Дорогой Уединов, по обыкновению тебе свойственно преувеличение сил противника. Кстати, ребята! Все вы очень часто доносите в штаб дивизии и корпуса о том, что противник наступает большими силами, у противника силы значительные и т. п. А вот сколько именно и где находится противник, вы умалчиваете. Этим часто и меня вводите в заблуждение. Чтобы этого больше не было. Поняли? Против вас на мосту не больше батальона пехоты Ковельского полка, ну, может быть, еще взвод орудий. Вот и все!

Уединов покраснел. Он вновь поднял свой огромный кулак, намереваясь им ударить по столу, но, посмотрев на меня, медленно опустил руку на карту и тихо сказал:

— Да ведь, товарищ комкор, мы голыми клинками их сумеем выкурить, чего там еще совещаться… Разрешите вести бригаду!

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторические силуэты

Белые генералы
Белые генералы

 Каждый из них любил Родину и служил ей. И каждый понимал эту любовь и это служение по-своему. При жизни их имена были проклинаемы в Советской России, проводимая ими политика считалась «антинародной»... Белыми генералами вошли они в историю Деникин, Врангель, Краснов, Корнилов, Юденич.Теперь, когда гражданская война считается величайшей трагедией нашего народа, ведущие военные историки страны представили подборку очерков о наиболее известных белых генералах, талантливых военачальниках, способных администраторах, которые в начале XX века пытались повести любимую ими Россию другим путем, боролись с внешней агрессией и внутренней смутой, а когда потерпели поражение, сменили боевое оружие на перо и бумагу.Предлагаемое произведение поможет читателю объективно взглянуть на далекое прошлое нашей Родины, которое не ушло бесследно. Наоборот, многое из современной жизни напоминает нам о тех трагических и героических годах.Книга «Белые генералы» — уникальная и первая попытка объективно показать и осмыслить жизнь и деятельность выдающихся русских боевых офицеров: Деникина, Врангеля, Краснова, Корнилова, Юденича.Судьба большинства из них сложилась трагически, а помыслам не суждено было сбыться.Но авторы зовут нас не к суду истории и ее действующих лиц. Они предлагают нам понять чувства и мысли, поступки своих героев. Это необходимо всем нам, ведь история нередко повторяется.  Предисловие, главы «Краснов», «Деникин», «Врангель» — доктор исторических наук А. В. Венков. Главы «Корнилов», «Юденич» — военный историк и писатель, ведущий научный сотрудник Института военной истории Министерства обороны РФ, профессор Российской академии естественных наук, член правления Русского исторического общества, капитан 1 ранга запаса А. В. Шишов. Художник С. Царев Художественное оформление Г. Нечитайло Корректоры: Н. Пустовоитова, В. Югобашъян

Алексей Васильевич Шишов , Андрей Вадимович Венков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное