Выбитый генералитет

— Если бы… — многозначительно изрек следователь. — На вас имеется достаточно компромата. Вот заявление одного члена антисоветской организации. Оно подтверждает, что вы являетесь инициатором заговора… Вот и второе заявление…

— Написано под копирку.

— Зачем вы так? Они написаны в разное время, различными лицами… А вот любопытная информация секретаря парткома штаба Западного военного округа. Он обвинял вас в третировании коммунистов.

В памяти возникло лицо губастого партийного секретаря, бездельника и болтуна. Однажды Михаил Николаевич при всех упрекнул его в демагогии. Тот в отместку накатал в Москву донесение. На имя наркома Фрунзе.

Ознакомившись с письмом, Михаил Васильевич написал: «Партия верила тов. Тухачевскому, верит и будет верить». И вот этот «документ» приобщен теперь к делу.

— Так это же кляуза! — воскликнул подследственный. — Фрунзе не поверил, а вы пытаетесь ее использовать.

Следователь промолчал.

— Вот еще свидетельство. В нем прямо указывается, что в военных кругах готовится заговор против нашего правительства, против народа, и вы, Тухачевский, стоите во главе его.

— Я отказываюсь признать это. Все, в чем вы меня пытаетесь обвинить — ложь и клевета.

Но следователь будто не слышал, перевернул лист и продолжил читать.

Совсем не просто было опровергнуть подтверждаемую фальшивыми документами версию умельцев из НКВД.

Заплатив огромную сумму из средств своего ведомства за берлинское досье, Ежов делал все возможное, чтобы подтвердить достоверность немецкой фальшивки. На карту теперь была поставлена его, «железного наркома», карьера и жизнь. Сталин ошибок не прощал. Подручные Ежова стали спешно стряпать дело о военном заговоре.

Начали они с ареста заместителя начальника строительства столичной больницы Михаила Евгеньевича Медведева. Он был вне подозрений, но в прошлом комбриг руководил одним из управлений штаба РККА, который возглавлял Тухачевский.

Четыре года назад Медведева уволили из рядов Красной Армии.

— Арестовать, — приказал «железный нарком», когда кто-то услужливо донес, будто бы от него, Медведева, когда он еще служил в армии, слышали о каком-то заговоре. — Сейчас же арестовать!

И Медведева арестовали и начали кроить «дело».

— Когда вы услышали о заговоре? От кого?

— Кто-то мимоходом сказал, не помню уже кто. Дело-то было шесть лет назад, — признался комбриг.

Попытки навязать разработанную на Лубянке версию арестованным отвергались.

— Не церемониться! Уломать! — последовал приказ Ежова. И Медведева «уломали»: он безропотно стал подписывать все, что ему представляли.

К «делу» о заговоре подключили ранее арестованных военачальников Примакова и Путну. Оба они, герои гражданской войны, теперь в тюрьме переносили нечеловеческие мучения. Вскоре к ним присоединили и начальника главного управления кадров Красной Армии комкора Фельдмана. Не вынеся пыток, он написал письмо Ежову: «…Я готов, если это нужно для Красной Армии, выступить перед кем угодно и где угодно и рассказать все, что я знаю о военном заговоре…» Человека «сломали».

— Значит, вы отказываетесь давать показания? — со зловещим спокойствием спросил Тухачевского следователь.

— Мне не в чем признаваться. Никаких дел против народа я не вел.

— А вы подумайте. Добровольное признание смягчит вашу участь.

— Я вас не понимаю. Вы просите давать показания о делах, которые я не совершал.

— Не прошу, а требую, гражданин Тухачевский. И требую не я, а народ.

— Вы еще скажите — партия, — усмехнулся Михаил Николаевич.

— Не улыбайтесь! Именно партия требует.

— Партия не нуждается в измышлениях.

— Да, измышления ни к чему. Нужна правда, которую вы пытаетесь скрыть. Но вам это не удастся! Вы изобличены не только показаниями ваших сообщников, но и документами.

— У меня нет сообщников и нет документов.

— Хорошо. Это ваша подпись? — прикрывая текст рукой, следователь протянул переснятый на фотобумагу документ. — Нет, нет, в руки я не дам, смотрите так.

— Да, подпись моя. Но что это за документ? Ведь я подписывал тысячи.

— Потом покажем. Важно было установить подлинность вашей подписи… Так вы отказываетесь давать показания? — Следователь нажал под столешницей кнопку.

Вошел конвоир.

— Уведите арестованного.

Его отвели в камеру, где находился стол, пришел Ушаков, принес бумагу, чернила, стал уговаривать написать признание. В полночь его сменил другой следователь и тоже, не давая спать, требовал сделать признание.

А с утра опять продолжился допрос. Но он остался безрезультатным.

— Так продолжаться не может, — не скрывал раздражения следователь, и Тухачевского увели.

На этот раз Михаила Николаевича поместили в камеру с ярко светящимися лампами, свет которых жег каждую клетку тела. Единственный табурет. Спать не разрешали.

Утром его опять вызвали к следователю. И снова он отказался признать не существовавшее.

— Ну что ж, тогда я вынужден применить к вам другие меры.

Вошли два охранника и провели его к дверям соседней комнаты. Втолкнули внутрь и тотчас захлопнули дверь. Он успел увидеть трех бравых парней. И тут же удар свалил его с ног. Потом последовал жесткий удар в лицо, пах, живот…