Выбор

Он ненавидел эту женщину. Он не завидовал тому, что она раскрыла как будто бы нераскрываемую тайну, - нет; он не простил и никогда не простит ей того, что первого в истории Земли не рожденного, а рукотворного человека она с первого же мига его существования сделала ненастоящим. Ведь был же у нее настоящий Дан, сидел в кресле, - тут бы и влить ему неземную свою страсть. Так нет - рука не поднялась на того, подлинного.

А бездушный донор - этот сгодился. С этим было не страшно. Он еще не сделал первого вздоха, у него еще не толкнулось в груди сердце, а она уже раз и навсегда обрекла его быть оживленной куклой. Потому что вложила в него любовь, как впаивают в схему транзистор. И теперь стоит здесь с самым невинным, с самым непроницаемым и спокойным лицом.

Гулко хлопнула деревянная дверь - Дан выбежал на крыльцо. Он увидел десятки людей и ринулся было к ним, чтобы сказать слова традиционной благодарности, а если найдутся другие, более теплые и человечные, то и их тоже; но странная строгость окружавших его лиц остановила его.

Доктор Уэда ошибся - здесь не было места холодному любопытству. Это было совсем другое - какая-то высшая требовательность, которую невозможно обмануть... "Господи, - ужаснулся вдруг Сидней, - да я же зверь, ведь в этом прощании ей, Сарри, достанется меньше, чем последней сиделке... И это навсегда!"

Он уже хотел двинуться к Сарри, собирая всю свою доброту и жалость, но Дан его опередил.

Вдали, под старым платаном, стояла женщина с чудным родным лицом, забыть которое он не мог ни на день, ни на час, ни на миг. И, смеясь от счастья, как мальчишка, он подбежал к ней, одним движением поднял ее и на руках понес по скрипучим сходням. И так тихо стало у него за спиной, что он не выдержал и удивленно обернулся.

И увидел, как молча и торопливо расходятся люди в белых халатах, как, опустив головы, исчезают они в затененных аллеях больничного сада.