Интересно, выпадет ли ему еще когда-нибудь шанс готовить вместе с женой? В первые недели после аварии он настаивал, чтобы у ночной сиделки был под рукой его номер телефона. Через месяц Габи начала дышать сама, и ее перевели из реанимации в палату. Тревис надеялся, что смена обстановки разбудит жену. Но дни шли, ничего не менялось, маниакальная уверенность Тревиса сменилась тихим непреходящим ужасом. Некогда Габи сказала, что полтора месяца — крайний срок. Потом шансы пациента на выход из комы катастрофически снижаются. Но он по-прежнему надеялся. Тревис твердил себе, что Габи — мать, Габи — настоящий боец, Габи не похожа на других. Прошло полтора месяца, потом два… Тревис знал, что по истечении трех месяцев пациентов, остающихся в коме, перевозят в отдельную клинику. Роковой день наступил сегодня, и нужно было уведомить администрацию о своем выборе.
Тревис вспоминал о Кеннете и Элеоноре Бейкер. И хотя он знал, что не стоит винить Габи, сейчас ему особенно не хотелось думать о них.
18
В доме, который они построили, Тревис готов был провести всю жизнь. Несмотря на новизну, сразу же после переезда он ощутил некое постоянство. Хозяйка приложила все силы к тому, чтобы человек чувствовал себя уютно, едва успев открыть дверь.
Именно жена подбирала детали, которые сделали эту постройку их домом. Если в процессе строительства Тревис размышлял, оперируя терминами вроде квадратных метров и влагоустойчивых материалов, Габи привносила некую эклектику, о которой он бы в жизни не подумал. Однажды — стройка шла полным ходом — они проезжали мимо полуразрушенной фермы, давным-давно заброшенной, и Габи потребовала, чтобы Тревис остановился. К тому времени он уже привык к ее периодическим прихотям и не стал возражать. Они подошли к дверному проему и двинулись по полу, густо покрытому грязью, мимо заросших плющом стен и выбитых окон. У дальней стены стоял камин, сплошь облепленный сажей. Габи как будто заранее знала, что ищет. Она присела на корточки рядом с камином и провела рукой по бокам, а потом — по каминной полке.
— Видишь? Изразцы ручной работы, — сказала она. — Их здесь сотни. Представляешь, как красиво они выглядели, когда были новые?
Габи взяла мужа за руку.
— Нам тоже нужно что-нибудь в этом роде.
Понемногу дом обретал черты, о которых Тревис даже не помышлял. Они не просто скопировали пресловутый камин; Габи разыскала владельцев, нагрянула к ним домой и убедила продать эту штуку, причем покупка обошлась дешевле, чем отчистка. Еще она хотела массивные дубовые балки и высокий, обшитый сосной потолок в гостиной, повторяющий очертания остроконечной крыши. Стены штукатурили, выкладывали кирпичом или оклеивали цветными обоями, которые сами по себе представляли произведение искусства. Жена проводила целые дни в магазинах, подыскивая мебель и безделушки, иногда Тревису казалось, что сам дом прекрасно понимает, чего добивается хозяйка. Когда она случайно обнаружила скрипучую половицу, то прошлась по ней несколько раз с широкой улыбкой, чтобы удостовериться, что ей не мерещится. Габи обожала коврики — чем ярче, тем лучше, и они были щедро расстелены по всему дому.
Его любимая жена отличалась практичностью. Кухня, ванная, спальни были светлыми, просторными, современными, с огромными окнами, откуда открывался потрясающий вид. В ванной стояли джакузи и просторная душевая кабина. Габи хотела большой гараж, чтобы Тревису было где мастерить. Поскольку оба любили проводить время на веранде, она настояла на приобретении гамака и кресел-качалок, а также гриля. Веранду спроектировали так, что во время грозы можно было сидеть там, не боясь вымокнуть. В итоге гости обычно терялись в догадках, где им уютнее — внутри или снаружи. Это был дом, куда можно войти в грязной обуви и не нарваться на неприятности. В первую ночь после переезда, когда они лежали на большой кровати под пологом, Габи взглянула на Тревиса с выражением искреннего счастья и промурлыкала:
— Именно здесь мне хочется жить долго-долго. И непременно с тобой.
У детей были проблемы, хотя Тревис и не упоминал об этом Габи.
Неудивительно, конечно, но в большинстве случаев он понятия не имел, что делать. Кристина то и дело спрашивала, когда же мамочка вернется домой. Хотя Тревис неизменно повторял, что однажды это случится, Кристина, кажется, не верила — возможно, потому, что отец сам сомневался. Дети крайне восприимчивы к такого рода вещам, а восьмилетняя девочка уже начала понимать, что мир не так уж прост.