Выбор

– Да, если тебе нужна её поддержка и ты уверен, что она справится с тем, что может услышать, – ответил старейшина и затаил дыхание. То был следующий экзамен на взрослость для Светозара.

Мальчик задумался, глядя на Веру. Дети ещё выходили из комнаты и это дало ему пару минут, чтобы принять решение.

– Верочка, иди со всеми, – попросил он наконец.

– Но, Свет…

– Пожалуйста, сделай, как я прошу. Выйди. Ты вернёшься ко мне, как только старшие решат, что детям можно войти.

Вера тяжело вздохнула, отпустила его руку и медленно пошла к двери. Любомир нашёл глазами жену. Хотел попросить её пойти с девочкой, но Катя уже и сама подошла к дочке, обняла, повела к выходу быстрее. Она что-то тихо говорила ей, пытаясь утешить.

– Итак, продолжим, – сказал Светослав, когда за ними закрылась дверь, – Что делали с комиссаром, что заставили его признаться? Ты сможешь ответить?

– Да, смогу, – кивнул Светозар, – С ним делали многое, но признание у него вырвали пытая не его самого, а мучая на его глазах девушку.

– Значит, признаваясь, от хотел отвести удар от другого. Верно?

– Да. Он хотел, чтобы девушку оставили в покое.

– Его признание что-то изменило? Её отпустили?

– Нет.

– В тот раз пытали только девушку перед ним или и его тоже?

– Сначала его, потом привели девушку.

– Что с ним делали перед тем, как привели девушку?

– Его раздели догола, связали руки за спиной локтями и ноги в коленях и щиколотках, потом соединили руки и ноги верёвкой так, чтобы он сам себе выкручивал суставы, если станет двигаться и стали загонять под ногти на ногах калёные иглы. Потом вынимали их калили и снова загоняли. Когда стали делать это во второй раз, подручные жгли ему грудь и спину железными прутами, сначала по очереди, потом делали это всё одновременно.

– И он молчал?

– Да.

– А когда привели девушку, его тоже пытали или только её?

– Его тоже. Избили железным прутом, после жгли ему спину и рёбра и били плетью.

– На что же заставили его смотреть, что он не выдержал и признался?

– Её изнасиловали несколько раз. Сначала сами, потом какой-то деревяшкой. Били телефонным кабелем и собирались жечь докрасна раскалённым железным прутом, когда он попытался остановить их своим признанием.

– Только жечь?

– Не только, – Светозар тяжело вздохнул, вспоминая тот кровавый ужас, в котором побывал, – Её собирались этим прутом насиловать.

По комнате прокатился вздох. Любомир отвёл взгляд от сына и увидел, что многие стоят прикрыв рот рукой и в глазах людей блестят слёзы.

– И что сделали с ней после его признания?

– Изнасиловали, но не тем прутом, а снова деревяшкой.

– А с комиссаром? Или его больше не трогали тогда?

– Комиссара били плетьми, пока не потерял сознание. Отлили водой, ещё раз высекли, так же до потери сознания и только потом утащили в камеру.

– Что ты подразумеваешь под словом «утащили»?

– Один из полицаев взял его за ногу и волоком оттащил в камеру. Его не поднимали.

Комната ахнула. Светослав заставлял мальчика говорить о том, как пытали комиссара и девушку перед ним, когда он признался, именно для них. Для людей, которые пришли на Совет. Они ведь не видели того, что видел мальчик в Поле и могли составить своё мнение об этом лишь с его слов. Отвечая, Светозар описал им всего одну из множества пыток, через которые прошел юноша в прошлом. Единственную, во время которой он заговорил.

Любомир внутренне сжался. Он хорошо понимал для чего все эти вопросы, но ему, взрослому, было жутко слышать, как сын отвечает Совету, как рассказывает почему признался мальчик, отдавая себя мучителям. Что чувствовал при этом сам Светозар, он даже представить не мог. Внешне он был спокоен, только сжатые в кулаки руки выдавали, насколько трудно ему даются эти воспоминания…

– Скажи, что ты думаешь о его признании? Добился ли он того, чего хотел, когда сказал им, что он комиссар?

– Именно в тот раз или вообще?

– И в тот раз и в общем.

– Тогда он добился только того, что в девушку не сунули горящий прут. Это его победа. Хоть, её всё же насиловали после этого, но не так, как собирались. Её не убили… – мальчик вздохнул, – Если говорить в общем, то отчасти да, он добился того, чего хотел. Двое самых лютых чаще всего пытали его, не других. Хотя, им всем сильно досталось.

– Что думаешь ты теперь о людях, которые пытали комиссара?

– Я не называл бы их людьми, Старейший.

– Ты достаточно видел, чтобы оценить их поступки? Сможешь сделать это для Совета?

– Да, Старейший, я видел достаточно, чтобы сделать это.

– Как бы ты назвал их?

– Не знаю. Думаю, такого слова нет ни в одном языке в мире, – он был бледен, но спокоен, – Я не могу назвать их «зверями» или «животными». Не хочу оскорбить зверушек сравнением с ними этих «людей», – последнее слово прозвучало из уст мальчика словно ругательство. Он произнёс его так, что все в комнате почувствовали кавычки.

– То есть, ты способен чётко сказать, что твоя оценка их поступкам однозначно отрицательная?