Выбор

Отмечены были заслуги и всех остальных участников делегации.

А двумя годами позже на Москве случилась великая беда: внезапно и весьма странно занемог сын-наследник Ивана Васильевича Иван Иванович Младой. Младой потому, что до него у Ивана Васильевича был еще один сын Иван, княживший в Рязани и рано скончавшийся. Оба они от первого брака с Марьей Борисовной Тверской.

Государевы лекари греки Марко и Феофил никак не могли понять, чем именно заболел наследник. У него болело буквально все. И что только ни пробовали, тому становилось все хуже и хуже. И тогда помочь делу вызвался личный лекарь второй жены государя Софьи Фоминичны, приехавший вместе с ней из Италии венецианский еврей Лион, человек крайне самонадеянный и высокомерный.

С ней и следом за ней много таких фрягов и греков понаехало.

- А коли не поставишь князя на ноги, тогда как? - вопросил Лиона Иван Васильевич.

- Отвечаю тогда головой - секите! - ответствовал тот, улыбаясь и проводя ребром руки по горлу.

Пять дней крутился, колдовал у постели больного, никого близко к нему не подпуская. Все приносил и уносил какие-то скляницы, пузырьки, горшочки, коробочки, что-то из них лил, пересыпал, перемешивал, поил или вливал это в рот впадавшему в беспамятство Ивану Младому, и, на шестой день уснув, тот так больше и не проснулся, ничего никому не сказав, не исповедавшись и не причастившись. И сразу же узналось, что в эти дни, точнее, ночами, тайно крадучись, сей Лион трижды наведывался в покои Софьи Фоминичны, в коих пребывал немалое время. Теми же ночами, так же таясь и осторожничая, виделся и с некоторыми из ее приближенных.

- Зачем? - спросили его.

Сказал, что великая княгиня расспрашивала, как идет лечение наследника.

- Но почему расспрашивала ночами-то? И другие фряги и греки о том же, что ли, расспрашивали ночами?

- Да, - отвечает, - переживали!

Понятно, что переживали и волновались, ибо теперь старшим сыном государя, а значит, и наследником московского престола стал уже его сын от второго брака, с Софьей Палеолог, - Василий. А если бы Иван Младой не умер, то Василий никогда бы им не стал, престол наследовал бы сын Младого Дмитрий, уже вошедший в отроческие лета. Было, было из-за чего переживать, волноваться и не спать ночами, понуждая или принуждая высокомерного лекаря делать то, что было ей или, вернее, им нужнее всего.

Действительно ли существовал такой страшный заговор, или просто все так сложилось-совпало, сказать наверняка никакой возможности. Но тогда-то многие считали, что это именно заговор. И государь считал точно так же, и начался розыск-дознание, в пыточной висел сначала лекарь Лион, следом те из окружения Софьи, с кем он шушукался ночами, потом Лиону, как уговорились, государь повелел отсечь на Болваньи голову. И остальным заговорщикам тоже.

А на великую княгиню и сына Василия наложил опалу, совсем перестал с ними общаться, "перестал с ней жити", как сообщает летопись.

Впрочем, семнадцатилетний Василий, возможно, и ведать не ведал о каких-то общениях своей матери со злополучным лекарем.

Иван Васильевич всегда был очень суров, гневлив, крут и немногословен. Все даже взгляда его пронзительного из-под нависших густых бровей боялись: уставится, не мигая, мрачно или свирепо человеку прямо в глаза, и тот невольно ежится, холодеет, не зная, чего ждать от него дальше. Некоторые женщины, случалось, лишались чувств, когда он и на них вдруг так взглядывал. После же этой истории помрачнел вовсе, потемнел лицом и жег, жег теперь чуть ли не постоянно буквально всех глазищами-то, всех в чем-нибудь да подозревал, напряженно ожидая какой-нибудь новой беды. Раздражался, гневался, свирепствовал по самым сущим пустякам.

Новым наследником престола торжественным указом и глашатаями на площадях объявил пятнадцатилетнего внука Димитрия, сына покойного Ивана Младого.

И, как полагалось, новый наследник был пышно и многолюдно венчан в Успенском соборе пока что на великое княжение в Новгороде Великом и Пскове.

А мать его, Елену Стефановну Волошанку, - Волошанку потому, что отец ее был валашский (молдавский) господарь Стефан, - приблизил к себе, она участвовала рядом с государем теперь во всех торжественных важных церемониях и празднествах.

А в самом начале девяносто девятого года вдруг взял да отрешил от всех дел и званий обоих Патрикеевых и князя Ряполовского, а дьяка Федора Курицына услал куда-то в дальние страны, а зачем и в какие именно, никто никогда так и не узнал. То есть опала пала на тех, кто совсем недавно "с великой честью" договорился с Литвой и соединил в браке его дочь с великим князем Литовским и королем Польским Александром. Объявил лишь, что Патрикеевы и Ряполовский будут казнены за то, что слишком возомнили о себе и самовольничали. В чем же именно - тоже никогда не разъяснял.

Митрополит и другие святители вступились за князей, и к Патрикеевым государь проявил все-таки милость, заменил смертную казнь пострижением в иноки: отца заточили в Троице-Сергиев монастырь, а сына Василия Ивановича, по прозвищу Косой, уже под именем Вассиана в Кирилло-Белозерский.