Выбор

Удивлялась Покровскому храму. Особенно внутри, где он вдруг будто сжал ее - почувствовала себя маленькой и слабенькой, хотя он и сам был не больно-то велик и высок, но с четырьмя очень толстыми квадратными столбами, которые теснили, надвигались на стоявших между ними. И слишком он был сумрачен: узкие окна-щели лишь вверху, и света вниз из-за колонн доходило совсем мало. Стены же совершенно голые, грубо штукатуренные, сероватые, без единого изображения, без росписи. Она впервые видела такой крупный храм совсем без росписи и, крайне удивленная, расспрашивала старожилов монастыря, по какой это причине. И ей сказали, что он аж во всей Руси из крупных храмов один нерасписанный, и вроде бы потому, что замысливался когда-то как храм-усыпальница, ибо внизу в нем глубочайшая подклеть-гробница для именитых покойниц. Зачем же расписывать, расцвечивать усыпальницу? "Но ведь в других храмах тоже хоронят", - подумала она, и ответ так и не погасил ее любопытства. Единственным украшением храма внутри был алтарный иконостас и похожие на печурки глубокие нишки по низу стен, в которые монахини ставили иконы и иконки, клали свои молитвенники, четки, поминальные свитки.

Да он и снаружи был наособицу: без паперти, но с высоченными просторными галереями с трех сторон, весь по верхам в кокошниках и всего с тремя главами - мощной в центре и двумя поменьше над алтарной частью. Весь могучий, цельный, словно вытесанный из гигантской белой глыбы.

Надвратную же Благовещенскую церковь над Святыми воротами в южной стене даже и церковью называть не хотелось, а лишь церковкой, до того она была мала, мила и затейлива, со своими маленькими галереями, кокошниками по верху и тоже всего тремя главками. Внутри же нее были устроены десять вовсе капельных келий, для того чтобы каждая черница могла молиться в полном уединении.

Поскольку Василий считал строительство, особенно в Кремле и Москве, одной из главнейших своих обязанностей и забот, так же считала прежде и она. Постоянно расспрашивала его о планах и задумках на сей счет. Любила бывать в мастерских зодчих и смотреть будущие строения в рисунках и изготовленные до мельчайших подробностей из дерева, всегда восхищалась ими, заглядывая через мизерные окошечки внутрь, все ощупывая, оглаживая, охая и даже хлопая в ладоши от восторга. Бон Фрязин однажды преподнес ей деревянную модельку строившейся колокольни у церкви Ивана Лествичника в подарок, и та стояла в ее комнате, на столе для занятий.

И вот теперь, в Суздале, где они бывали прежде с Василием лишь по два-три дня, стала замечать отличие его храмов и монастырей от московских. Нарочно ходила по городу, смотрела и сравнивала. Да и из окна ее спаленки, совсем неподалеку, на противоположном высоком берегу Каменки, красовался Спасо-Евфимьев монастырь, а правее его - Васильевский, а за ним Троицкий и Александровский, основанный святым великим князем Александром Невским.

Все тут было чуть поменьше московского, поскромнее, но и постройнее, полегче, уютнее, душевнее, и стояло все вольготней, не теснилось, а белокаменная резьба местами была такая затейливая, какой на Москве и не видывали: с личинами, львами, плетениями. В главном Рождественском соборе здешнего кремля двери были медные, в чернено-золоченых рисунках несказанной красоты сцен из жизни Богоматери и Христа.

А с западной стены и башен Спасо-Евфимьева монастыря ее, Покровский монастырь можно было увидеть сверху весь целиком, как его видят птицы лежал бело-серо-черный на белом снегу низины с двигающимися в нем черными фигурками прямо как какое-то манящее чудо, сказка.

И самое удивительное, что в Суздале числилось всего триста тридцать четыре двора, а монастырей - одиннадцать, а церквей монастырских и приходских пятьдесят, большей частью, конечно, деревянных.

Ни один маленький город не имел столько церквей и монастырей. Стольные - да, но такие!

"Случайно ли это?" - спрашивала она себя и понимала, что никак не могло быть такое случайно. Да, когда-то Суздаль звался стольным, но как уже давно-то, основное выросло тут потом. И без воли Господа это никак не могло случиться. Это, значит, он так определил, дал такую долю сей земле и городу - святую, молитвенную! Силу, значит, дал им сугубо молитвенную, коей больше нигде нет.

И ее, значит, привел сюда не просто так, а чтобы она что-то поняла, что-то открыла для себя, как открыла лет пятнадцать назад с появлением Вассиана и Нила.

Боже мой! Как много воды утекло!

Да, она опять часто думала о Вассиане и Ниле, стала часто сравнивать их с Иосифом и осифлянами и Даниила с ними, и даже пугалась, до чего глупо и грешно было их сравнивать...