До Собора было не больше трех километров, и эти три километра они преодолели за два с половиной часа. За два часа! Несколько раз на них нападали небольшие отряды каинистов, к счастью, вооруженных только дубинками, и Мангус с остервенением от них отстреливался. Один раз Альберт, не заметив открытого канализационного люка, едва в него не провалился. Ко всему прочему сапоги в кровь стерли ноги. В общем, когда они вышли к Собору, силы его были на исходе.
На баррикадах их встретил отец Николай:
– Альберт! – В голосе его звучала радость. – Какими судьбами? Что ты здесь делаешь?
– Да вот… – озираясь по сторонам, ответил он. Мангус, не желая мешать разговору, куда-то исчез.
– Вымотался? – сочувственно спросил отец Николай. В ответ Альберт только устало улыбнулся.
– Ну, заходи, заходи. Поешь и ложись-ка ты, братец, спать. Можешь в моей келье. Мне этой ночью все равно будет не до сна. Завтра показательная казнь, надо подготовиться.
– Казнь? – удивился Альберт.
– Да. Наши поймали каинистского архиепископа, Церковный Суд приговорил его к сожжению.
Отец Николай указал рукой на площадь перед Собором, и только тогда Альберт заметил скрывающийся в полумраке деревянный помост
– Дел уйма, – запричитал отец Николай. – Надо столб установить, достать дров…
– Во сколько же начало?
– Утром, как рассветет.
– Круто! – Альберт улыбнулся. – Тогда отдых мне действительно не помешает. Пропустить такое зрелище…
– Иди, иди. – Отец Николай замахал руками. – Спи, ешь. В общем, чувствуй себя как дома. Меня не жди. Ах да, увидишь Мангуса, немедленно пошли ко мне. И куда он, паразит, уже успел подеваться? Ведь только что здесь маячил.
– Хорошо. Доброй вам ночи, отец Николай.
Выцарапав из кармана сигарету, Альберт заковылял к Собору.
«Пожру и сразу спать, – думал он, устало передвигая ноги. – Завтра нужно быть бодрым
Ночь прошла спокойно. Ни стрельбы, ни какого другого шума Альберт не слышал. Проснулся он утром от гомона многоголосой толпы.
«Неужели проспал?! – с ужасом подумал он, вскакивая с постели. Быстро натянул сапоги и бросился вниз. – Только бы казнь еще не началась, только бы не началась…»
В нижнем зале Собора навстречу ему попался Мангус. В руках он держал огромную зеленую канистру. Вид у него был измотанный.
– На площадь? – пропыхтел он. – Не советую. К помосту вам все равно не пробраться, толпа озверела. Точно говорю.
– А что же делать? – Голос Альберта прозвучал по-детски растерянно.
– На вашем месте, – улыбнулся Мангус, – я бы поднялся на колокольню. Оттуда прекрасный вид, и совершенно никакого риска быть раздавленным этим сбродом.
Резко развернувшись, Альберт помчался обратно наверх.
Народу собралось много. Вся площадь перед Собором оказалась заполненной людьми. Толпа волновалась и гудела. Деревянный помост за ночь завалили дровами, а также устроили что-то вроде сходен, по которым приговоренного должны будут возвести на костер. Надо всем этим возвышался большой деревянный столб.
Альберт ждал. Вид с колокольни открывался великолепный. Вся площадь как на ладони. В поле зрения попадали даже баррикады, возведенные по ту сторону церковного двора. Альберт ждал.
Церемониал начался ровно в семь часов, когда багровый диск показался над крышами домов и залил все вокруг тревожным светом. Приговоренного вывели со стороны часовни. Толпа расступилась, образуя для процессии свободный проход. Люди притихли. В наступившей тишине было слышно, как в церковном саду заливается какая-то птичка.
Приговоренный, бледный тощий человек с испуганными глазами, одетый в рваную рясу, а также шестеро сопровождавших его прислужников приблизились к помосту. Четверо остались стоять, а обвиняемый и двое других поднялись по сходням. Альберт подумал, что сейчас каиниста начнут привязывать к столбу веревками или цепью, но все оказалось гораздо проще. Ему завели руки за спину, так, чтобы они обхватывали столб, а затем пристегнули запястья наручниками. Проделав это, прислужники сошли вниз, убрали за собой сходни и присоединились к четырем остальным, стоявшим возле костра полукругом.
Когда на площади появился отец Николай, толпа восторженно загудела. Он величественно прошествовал к приготовленной специально для него трибуне, поднял руку и, когда шум прекратился, начал зачитывать обвинительный акт. Речь его была длинной и путаной. Архиепископа обвиняли во всех смертных грехах. Он оказался предателем, провокатором и даже, как это ни странно, насильником и детоубийцей. Все время, пока отец Николай зачитывал обвинение, Мангус вместе с двумя парнями из отряда добровольцев поливали дрова керосином.
В руках у прислужников зажглись факелы.
– А посему, – закончил свою речь отец Николай, – Церковный Суд, во главе с патриархом Павлом Великим, приговаривает архиепископа преданной нами анафеме Церкви Святого Каина к смертной казни через сожжение. Да простит ему Всевышний все его прегрешения. Аминь.
Он замолчал, передал бумагу кому-то из своей свиты и, преклонив голову, начал молиться.