Выбор Геродота

Кимон спросил, по какому признаку выбирать жертву. Ирены рассмеялись. Леонид ответил за всех: "Да ни по какому! Илотам запрещено покидать деревню ночью, так что убить можешь любого, кто тебе встретится".

Пойменные луга парили. Темным комком промелькнула сова. Туман стелился так низко над землей, что Кимон не понял, куда она села. Ночь желтым глазом таращилась на иренов сквозь ветки — луне было все равно, что произойдет.

Леонид зачислил Кимона в свой отряд. Помочившись на костер, каратели цепью ушли в лес. В чаще глухо закричал филин. Афинянину показалось, что он различает слова: "Не ходи-и-и…"

На опушке сиссития разделилась на агелы, чтобы подкрасться к деревне с трех сторон. Отряды скрылись в прибрежных зарослях под тревожный шелест рогоза. С реки шумно поднялась стайка крякв.

Теперь оставалось ждать сигнала для общего сбора. Просьбой о помоши послужит крик ворона, но до этого лучше не доводить, потому что каждая группа должна справиться с заданием самостоятельно.

Кимон проверил фастанон — кинжал висит удобно, рукоять обмотана полосой тонкой кожи для лучшего хвата, от лезвия исходил запах бараньего жира.

Ветер с реки холодил открытое плечо. Бархатистое кряканье селезней казалось домашним. А вот хриплый свист явно вылетел не из птичьего клюва — рано еще для тока. Каратели условились таким сигналом обозначать свое местоположение.

Впереди мигнул всполох. Леонид отправил одного из друзей посмотреть, сколько человек у костра.

Вернувшись, дозорный доложил:

— Рыбаки вытащили сеть… Теперь варят уху. Трое.

— Кто пойдет? — шепотом спросил Леонид.

Вызвались два брата-близнеца. Вскоре от костра донеслись сдавленные крики, звуки драки. Когда братья вернулись, в руках у каждого был окровавленный мешок.

— Почему только две? — зло спросил царевич. — Где третья?

— Сбежал, гнида! Грязный ахеец! — виновато оправдывался один из близнецов.

Цыкнув в раздражении, Леонид потребовал объяснений.

— Кашевар стоял над котелком, так он его сразу зарубил. — Ирен показал на брата. — Я напал на того, который шелушил луковицы. С ним рядом пацан сидел — верткий такой, резкий. Я только кинжал в своего воткнул, а он как сиганет в сторону, в темноте не видно было, куда… Сейчас его и не найдешь.

— Ага, — пробурчал Леонид. — Кто искать-то будет? Нам к деревне идти надо. Если он домой рванул, нас илоты на околице встретят. Только бы собак не спустили…

— Давай я пойду, — неожиданно для себя вызвался Кимон.

Леонид внимательно посмотрел на афинянина.

Потом неуверенно протянул:

— Ну, давай, если хочешь.

И уже твердо сказал:

— Жду от тебя голову илота.

Кивнув в ответ, Кимон растворился в ночи. Он и сам не понял, зачем полез вперед. Наверное, представил себе, как безоружных мирных рыбаков режут похмельные каратели.

Афинянин ничем не показал своего отношения к происходящему, потому что знал от отца — жалость к врагу в Спарте считается трусостью. Если ты попал в стаю волков, то должен рвать зубами все, что движется. Вместе с волками, иначе порвут тебя самого. Чтобы оставаться человеком, надо покинуть стаю. Вот это он и сделал. А там — будь что будет.

Кимон брел по лесу, испытывая негодование: "Если сбежавший илот действительно ребенок, то почему он должен умереть? Неужели отец отправил меня в Спарту резать детей…"

Из заросшего боярышником лога афинянин поднялся в рошу диких фисташек. Дымок донес до него аромат жаркого. Впереди горел костер, освещая жмущихся к пастуху овец. Фигура наклонилась, чтобы поворошить угли. Искры светлячками взметнулись в черное небо.

Кимон раздумывал недолго — выхватив фасганон, он в три прыжка оказался у костра. С рычаньем замахнулся, чтобы рубануть илота по шее. И замер… — на него испуганно смотрела девушка.

Афинянин опустил оружие.

"Этого только не хватало! — с тоской подумал он. — Вместо пацана — баба". Но тут же вспомнил Леонида, молодых спартиатов и клятву перед началом криптии.

В голове прозвучало: "Не жалей врага!"

Кимон нахмурился. Пальцы снова стиснули рукоять кинжала Он должен сделать этот шаг, чтобы стать мужчиной, завоевать уважение спартиатов. В конце концов, оправдать надежды отца.

Афинянин шагнул вперед…

Клеомен был пьян. Красными от усталости глазами он смотрел на вошедшего брата. Молоссы недовольно урчали в ожидании команды хозяина на бросок. Гоплит с секирой в руках сначала напрягся при звуках шагов, но, узнав Леонида, упер древко в пол и расслабил одну ногу.

Гость подошел к троносу, опустил намокшие мешки на пол.

— Как прошел рейд? — спросил царь.

— Я доволен, — ответил Леонид. — Дух воинов оказался на высоте. Все мои приказы были выполнены.

Клеомен хищно улыбнулся:

— Хорошо… Сколько илотов казнено?

— Семь. Хотели шесть, но Кимон встретил в лесу пастуха.

Царь равнодушно махнул рукой. Какая разница — шесть или семь: он ценил жизнь крепостного крестьянина не больше жизни зайца или косули.

— Показывай.

Развязав по очереди все мешки, Леонид вывалил содержимое на пол. Одна из голов подкатилась к троносу, тогда Клеомен поставил на нее ногу. Он давил на бородатое лицо, словно это был кочан капусты.

Молоссы снова заурчали.