Выбор королевского дознавателя (СИ)

— Пять тысяч доблонов — это чуть больше двухсот пятидесяти доблонов на ребёнка, просто чтобы скрыть сам факт их пропажи. Не вяжется. Зачем такие сложности, если усыновить сироту можно и официально, гораздо проще и в разы дешевле? Кроме того, ладно малыши, но те, что постарше? Их редко берут из приютов, а если и берут, то чаще в качестве бесплатных работников и бесправной прислуги. С этим борются, конечно, но я по службе не раз сталкивался с подобным. Скорее всего, Наррасти продавала девочек с другой целью. Но я не могу понять, с какой? В качестве постельных игрушек? Слишком рисково, они же магессы, проще брать неодарённых, проблем меньше. А никакие другие варианты в голову пока не приходят.

— Трисы в списке нет.

— Может, не успели внести…

— Какие-то ещё документы могут быть нам полезны?

Аршес просматривал листы и свитки один за другим.

— Нет, но я сдам их в архив гражданского министерства и попрошу выяснить, почему Анастас Соловов их прятал. Пойдём, я хотел ещё кое-что проверить. Нас уже ждут в городской больнице, я хочу выявить некоторые закономерности твоего дара.

Посещать городскую больницу мне хотелось чуть меньше, чем нисколько. Но я послушно последовала за гайроном на выход из негостеприимного дома.

— Мы обедать будем? — спросила я на случай, если он забыл об этом важном деле.

А ещё жажда стала почти немилосердной.

— Да, точно! Обед… как ты смотришь на то, чтобы заглянуть в ресторан с медитарской кухней?

— С восторгом и предвкушением, — честно откликнулась я. — А что там подают?

— Открытые пироги с сыром, албондираки, это как тефтели, только лучше. А ещё пауэллу, это ройс с морепродуктами. И тксулетаки, это такие рыбные котлеты…

— Звучит просто чудесно.

До ресторана мы дошли быстро, потому что Аршес не умел ходить медленно, а я стремилась к вожделенной еде. И пить хотела.

— Так, Ви, давай заранее обговорим, что кости обгладывать не нужно, глаза из рыбы не выедать, посуду не облизывать. Всё поняла? — спросил Аршес, остановившись у нарядной вывески.

«Конечно, ты же не хочешь опозориться в свой единственный в жизни поход в настоящий ресторан», — сказал внутренний голос.

— Да! — с готовностью подтвердила я, переминаясь с ноги на ногу.

Запахи из заведения доносились до нас даже на улице, и желудок категорически запротестовал против вынужденной задержки у входа.

Внутри нас ожидало царство ароматов и буйство красок. Яркие жёлтые плетёные половички, насыщенно-красные занавески и оранжевые подушки на сиденьях контрастировали с сочными растениями в горшках и зелёными нарядными передничками официантов. Нам были рады, словно родным! Парень в форме миртового цвета радушно улыбнулся, будто бы только нас и ждал, и проводил к уютному столику у окна. Мы сели друг напротив друга.

Я с интересом наблюдала за текущим за стеклом потоком людей.

Аршес сделал заказ, и нам принесли напитки. Свежевыжатый ларанховый сок в высоком стакане и воду с лиймом в плоской пиале. Стоило официанту поставить их на стол, как я подхватила пиалу и с наслаждением глотнула прохладной воды с нежным цитрусовым привкусом.

Лицо официанта вытянулось, глаза выпучились, щёки странно раздулись, будто он подавился. Прикрывшись подносом, он отлетел от нашего столика и затрясся в приступе беззвучного кашля за прилавком с бутылями и готовыми пирогами.

Я перевела удивлённый взгляд на Аршеса, который смотрел на меня со странным перекошенным лицом. А потом заржал!

— Это чтобы руки ополоснуть, — выдавил он, отсмеявшись.

«Поздравляю! Ты продержалась примерно пять минут», — вынес вердикт внутренний голос.

Мне стало досадно до слёз. Ну откуда я могла знать? Ну почему у меня вечно всё так? Кто вообще придумал за столом руки мыть, рукомойники для кого изобрели, а? Краска залила лицо, и я почувствовала, как стремительно пунцовею, сливаясь цветом с алыми занавесками. Сильно прикусила губу, чтобы не разреветься, но это не помогло. На глаза навернулись слёзы, и стало жутко, до боли обидно. Аршес вскочил с места, сел рядом со мной и серьёзно сказал:

— Пожалуйста, не расстраивайся так! Это я виноват, забыл предупредить. Да ничего такого в этом и нет, вот, смотри! — он схватил мою пиалку и сделал из неё щедрый глоток. — Мы сначала напьёмся, а потом руки там помоем. И ноги. Чтобы они точно нас запомнили.

Смешок застрял в сдавленном горле. Я всхлипнула и улыбнулась.

— Какой позор…

— Ви, перестань! Позор — это прикрывать махинации Наррасти и воровать у сирот. Вот что такое позор. А вот это, — он беспечным жестом указал на стоящую на нашем столике посуду, — ерунда, Ви. Бывает! Знаешь, я однажды объелся сыра с плесенью, и на одном очень важном мероприятии среди очень именитых особ у меня очень громко бурчал живот. Особенно — в паузах между речами, когда воцарялась недолгая тишина.

— Над тобой смеялись? — робко улыбнулась я.

— Нет, что ты. Это же благовоспитанное общество. Все сделали вид, что ничего не произошло, а потом ещё года два это вспоминали, дали мне прозвище Бурчук, которое я носил лет до двадцати трёх.

— А зачем ты ел плесневелый сыр?

— Потому что он ужасно вкусный, ты обязательно попробуешь.