Выбор Наместницы

Обычно Марион старалась не показываться герцогу на глаза, понимая, что напоминает ему о сестре. Иннуон держался безукоризненно вежливо, но пожилая женщина слишком хорошо знала свою воспитанницу, чтобы не прочитать по лицу ее брата, что он на самом деле чувствует. Будь ее воля — ни за что бы не пошла к герцогу с такой вестью, но больше и впрямь некому, а Соэнна того гляди, умрет, оставит сына сиротой.

Иннуон с нетерпением ждал, когда же, наконец, снова постучат в дверь. Он весьма смутно представлял, как именно женщины производят детей на свет, подозревая, что схожим образом с собаками и лошадьми, потому нетерпение его было радостным, а не тревожным. В затянувшихся родах он не видел ничего страшного, просто хотел поскорее увидеть сыновей. Марион вошла в комнату и стала у порога, не зная, как начать разговор, Иннуон не вытерпел первым:

— Ну, что там? Мальчик? Чего ты молчишь? Неужели девочка? Быть такого не может!

— Никого там, ваше сиятельство. Не разродилась она еще.

— Да сколько же можно!

— Дольше нельзя, целительница вас спросить велела, что делать. Если плод не достать — умрет герцогиня.

— Что значит «плод»? Это она моего сына так называет?

— Он уже мертвый, должно быть, потому и не выходит. Спасать госпожу надо, а то кровью истечет.

— Ерунда! Мне нужен мой сын. Я не для того привез повитуху из Сурема, чтобы она убила моего ребенка.

— Но ваше сиятельство! Герцогиня умирает!

— Не умрет. Я запрещаю делать что-нибудь, что может повредить ребенку. Попробует — шкуру с живой спущу, так и передай!

Марион хотела возразить, но заметила характерную складку между бровей Иннуона — спорить бесполезно. Такой же, как и все мужчины. Им удовольствие, а женщина потом в родах умирает, лишь бы наследника мужу и господину родить. Какая же наместница, должно быть, счастливая! Ни один мужчина в ее жизни не волен. Ничего не оставалось, кроме как вернуться в пропахшую кровью комнату. Еще с порога Марион покачала головой:

— Запретил, говорит, шкуру спустит.

— С самого бы него кто шкуру спустил, — в сердцах выругалась целительница, хотя ей, жрице бога жизни, грешно было желать кому бы-то ни было зла.

Соэнна неожиданно пришла в себя, попросила пить. Женщины кинулись к ней, стали уговаривать потужиться еще немного, но измученная роженица опять потеряла сознание. Целительница мрачно переспросила:

— Шкуру, говоришь, спустит? Ну, пусть спускает, а я этого так оставить не могу.

По законам империи муж имел полное право решить судьбу жены в подобной ситуации, но целительский кодекс однозначно ставил жизнь рожденную выше нерожденной. Герцог потом пусть жалуется в храмовый совет, если хочет, а ей он не указ. Но злить его сверх меры тоже не стоит, и так злее собаки будет. Проще было бы по кускам плод достать, но если герцог это увидит — точно убьет. Лучше щипцами вытащить, а потом сказать, что младенец так мертвым и родился. Она подозвала Марион:

— Помогать будете.

Служанок выгнали вон, все равно от них не было никакого толка, от одной мысли, что придется нарушить волю герцога, они впали в оцепенение. Впрочем, особого проку не было и от Марион, она, хотя и приняла немало родов, первый раз в жизни видела щипцы. Храмовые повитухи хранили их устройство в секрете, говоря, что в неумелых руках от щипцов больше вреда, чем пользы, а каждую повивальную бабку все равно не научишь. Да и прошедшей обучение в храме целительнице не всегда сопутствовал успех: порой так этими щипцами несчастного младенца ухватывали, что милосерднее было бы придушить сразу после рождения, чем оставлять уродца мучиться. Целительница только приступила к делу, как Марион прошептала в изумлении:

— Смотри, звезды!

— Что звезды? — не до звезд сейчас было.

— Они падают! Падают с неба!

— Да пусть себе падают, не помогаешь, так хоть не мешай!

Звезды действительно падали, сыпались с неба сплошным дождем, казалось — протяни в окно руку — поймаешь звезду. Марион молилась всем богам сразу. Если зимние грозы порой случались, хоть и считались плохой приметой, то такого она за свои пятьдесят зим еще не видела, да и не слышала, чтобы кто-нибудь видел. Не падали в Суэрсене звезды, ни зимой, ни летом. Это в южных краях такое случалось, но чтобы у них, на севере… не иначе, как знак какой-то, а вот к добру ли, к несчастью ли… разве поймешь, что там у богов на уме?

Целительница, наконец, выпрямилась, держа на руках скрюченное окровавленное тельце. Младенец, как и ожидалось, не издал ни звука, но Марион все-таки переспросила:

— Живой?

— Да откуда он живой будет? Мертвый. — Уставшая женщина подошла к разбитому окну, вдохнуть свежего воздуха. Звезды по-прежнему падали. Целительница положила мертвого младенца на подоконник и вздохнула:

— Ну вот и все.