Выбор натуры

Посреди ночи он проснулся. За окном шумел дождь. В квартире было пусто, как никогда прежде.

Он сел, опустил ноги на пол.

Два года назад, съезжая с улицы Пастера, Сараев думал, что на новом месте ему будет легче, но уже через неделю проснулся вот так же ночью в панике: что он? где он? как мог отказаться от родных, согретых дыханием близких людей стен? на что их променял? зачем? боялся воспоминаний? но что у него было, кроме них?.. и ведь уже не вернуть!

То же самое он чувствовал сейчас. Во всей квартире стояла та же холодная тишина. Он натянул одеяло на плечи, сомкнул его концы на груди и тихо (когда-то же он должен был это сделать) позвал: «Андрюша…» Квартира не отозвалась ни единым звуком. А что если ему, кроме его страхов, не было никогда никакого дела до сына? Как и до жены. Как, в конце концов, и до самого себя. Тогда кто здесь сидит? чего хочет? Почему этот, которому ни до чего нет дела, – до сих пор есть? Кто-нибудь знает? Эй! Дайте же хоть какой-нибудь ответ, подскажите, помогите… «Дайте руку! Товарищи, дайте руку!» Так в его детстве кричал в агонии сосед по коммунальной квартире.

Неожиданной резкой судорогой перетянуло грудь, и он, содрогнувшись, расплакался, и плакал так безутешно и долго, что когда перестал, у него больно ныло лицо.

В туалете он потянул из рулона бумагу, чтобы высморкаться, и обернул ею ладонь один раз, второй, третий… «Каштан», – подумал он, глядя на замотанную кисть. Каштан – вот что ему показывал забинтованный Аркадий. С трудом сведенные мизинец и большой палец – каштан, рука об руку – растолочь, судно – спустить в унитаз. Именно такой смысл он сейчас увидел в череде неловких манипуляций Аркадия. Ни ступки, ни пестика у Сараева не было, поэтому пришлось разбивать и потом измельчать твердый, как камень каштан, молотком на пороге между гостиной и спальней. Собранные в ладонь крошки бросил в унитаз и слил воду. Заснул он после этого сразу, как только голова коснулась подушки, а через секунду его разбудил крик строителей снизу, и уже было утро. Пока на плите закипал чайник, он вытянул из шкафа пластиковый чехол с одеждой Алексея, покойного друга Демида, и достал оттуда темно-серый шерстяной в голубую полоску костюм и кашемировое пальто. Собираясь застать таможенника врасплох, он не стал ему звонить, чтобы проверить, дома ли тот. Кофе допил в пальто, которое, как и костюм, оказалось великоватым – то есть, как он и догадывался, Алексей в обычной жизни, до болезни, был несколько крупнее.

Входную дверь он нашел не запертой на замок, и когда ее толкнул, перед ним стоял Царь зверей Тимофей с занесенной рукой.

– Вот как хорошо застал! Уже одетый. Но лучше вам переодеться во что-нибудь. Испачкаетесь. Давайте быстрее, и поехали, – сказал он. На нем была опять телогрейка, но поизношенней вчерашней, и обут он был в сапоги поплоше.

– Куда? – спросил Сараев.

– На «Большевик». Поможете ваших друзей развезти по домам, адреса покажете. Я жду внизу.

Сараев стоял не двигаясь и недоверчиво смотрел на Тимофея. Тот сделал несколько шагов к лестнице и обернулся.

– Времени мало.

Он быстро пошел вниз.

– А Павел? – спросил Сараев.

– Павел далеко.

Сараев вернулся в комнату и окинул ее растерянным взглядом. Что это? Ему действительно удалось их всех вчера напугать или же его заманивают в ловушку, в тот же подвал? Постояв, он взял со стола Наташину бутылку коньяка и, отхлебнув, сунул ее в боковой карман пальто, а молоток, которым ночью дробил каштан, положил во внутренний.

У подворотни стояла черная «Волга» Тимофея.

– Напрасно вы не переоделись, – сказал тот.

Садясь на заднее, застеленное прозрачной клеенкой сидение, Сараев пытался определить, что ему подсказывает интуиция: вернётся он сюда вечером или нет? Но кроме желания, чтобы всё произошло побыстрей и, наконец, осталось позади, ничего не чувствовал. Впрочем, время (вероятно оттого, что он не выспался) и так летело быстрее некуда. Вот он только сел, а вот они уже выезжали на Балковскую.  Поглядывавший на него через зеркальце Тимофей сказал:

– Вы вылитый Алексей, покойный друг Демида. Не знали такого?

– Нет, – ответил Сараев и еще больше укрепился в своих мрачных предчувствиях.

До Пересыпского моста он успел еще пару раз приложиться к бутылке.

– Ничего, что я пью? – спросил он с вызовом, поймав взгляд Тимофея.

– Пейте, – пожал плечами тот. – Если пить хочется, что ж не пить.

– А вдруг ваши препараты на меня не подействуют?

– Ерунду вы говорите… Вас Андрей зовут? Ерунду вы говорите, Андрей.

– В каком смысле? Препараты всё равно подействуют?

Тимофей не ответил. Сараев сделал еще глоток.

– Ну, значит, ошибся, виноват, – сказал он. – Кто ж вас знает, таких непредсказуемых. Я вот вчера на вас смотрел и, честно говоря, думал: ну, этот ни за что не отступится. Кремень. Да и сейчас я вам не верю.

– Обстоятельства изменились, – спокойно ответил Тимофей. – Там сейчас дом окружили. Если ребят в подвале найдут, всем достанется, и вам в первую очередь.

– Кто окружил?

– А вы как думаете?

– Ого! Значит, кто-то все-таки стукнул?