Отдав приказ, вновь принялся слушать. Он увидел, как это доверенное лицо язвительно объяснило подошедшему к нему уже знакомому прокурору из генеральной. Прервав слушание, приказал:
– Огонь!
Раздалась серия хлопков, и он увидел, что на поляне лежат пять трупов, с двух деревьев свалились тела снайперов, а с поляны мчится, обезумев от ужаса, группа чинов, сразу потерявшая всё то, чего они в себе так культивировали, – властность, жестокость, бескомпромиссность. Сейчас они в одно мгновение превратились в тех, кем они и были в своей сущности – трусливыми, подлыми, почувствовавшими угрозу расплаты за все их деяния, преступниками, шулерами. Добежали до машин не все, ещё четверо стукнулись своими головами о землю. Добежавшие же плюхнулись на землю и, подвывая от страха «с полными штанами», поползли кто за машину, а кто и под машину. Внезапно всё стихло. Настала мёртвая тишина, но вот зашевелились кусты, трава. Оглушительно сработали два гранатомёта. Забор в двух местах разлетелся в куски, вспыхнуло пламя. Но тут же, как только стих грохот этих грозных орудий, почти неслышно прозвучали два хлопка, и ещё два тела, обняв эти трубы, извергнувшие гранаты, перестали шевелиться.
Снова установилась тишина, но вскоре она прервалась шквалом огня, обрушившимся на здание усадьбы. Казалось, что от него нет спасения, пули атакующих летели чуть ли не вплотную друг к другу. И за этим шквалом огня покатился вал атакующих. Но этот вал вдруг стал каким-то образом прореживаться. Было что-то ужасное в этой методичности, неизбежности. И эта неизбежность остановила, в конце концов, бойцов, что называется, «у самого порога». Вал остановился, припал к земле и стал отползать назад. Удивительное дело и этот беспощадный расстрел тут же прекратился, давая возможность отползти за спасительный забор, укрыться в любой ямке, колдобине, за любым кустиком. Вскоре в пространстве между лесочком, поваленным местами забором и домом осталось лежать около двух десятков раненых, которые с трудом, медленно, но «гребли» по направлению к лесу. Никто из осаждённых им в этом не мешал.
Дед, соблюдая необходимые меры предосторожности, обошёл бойцов, они все были ранены, но легко. Помогла защита, а главное их умение. Он помог им обработать раны, перевязаться, «перекинулся» парой фраз с каждым, ободряюще похлопал по плечу и вернулся на своё место и вновь принялся за прослушку. Происшедшее далее у нападавших сильно удивило Деда. Он стал свидетелем: перепалки полковника, командира группы СОБРовцев с генералом; отстранение полковника от командования сборной группы; отказа подчиняться устным приказам генерала двумя старшими офицерами группы СОБРа; речи полковника, а также реплик уже знакомого прокурора из генеральной и его явно товарищей; истерики генерала. Решение созрело сразу же:
– Четвёртый, цель – генерал.
Раздался негромкий хлопок, генерал упал навзничь с пробитой головой. Майор, зачитывающий перед строем приказ, отшвырнул его в сторону, а сам плюхнулся, как жаба, на землю и, извиваясь ужом, пополз к двум сросшимся у корней деревьям, где и затих, прикрыв голову двумя руками, уткнувшись своей физиономией в самый низ стволов. Ни полковник, ни строй не шелохнулся. Внезапно этот полковник развернулся и решительно направился к дому. Стояла мёртвая тишина, ничто и никто не прерывал её. Подойдя поближе к дому, он нагнулся, взвалил раненого на плечо и понёс к лесу, отнёс и вновь пошёл за другим. И тут ему на помощь бросились бойцы из шеренги. Вскоре все раненые были вынесены с поля боя, им тут же стали помогать, обрабатывать раны, перевязывать. Полковник посмотрел на характер ранений, покачал головой и решительно пошёл к дому, постоял у подъезда, постучал. Ему открыли и впустили. Гасан проводил его к командиру. Вошедший представился:
– Командир сводного отряда СОБРа и ОМОНа, полковник Яблоков Афанасий Игнатьевич.
Дед выслушал и спросил:
– Ну, а к кому Вы пришли, полагаю, знаете?
– Да, мне это известно.
– Тогда что же Вы хотите нам передать?
– Мой отряд не поднимет против Вас своё оружие. Мы не считаем Вас бандитами, а наоборот знаем Вас как героев страны. И ещё в эти минуты и часы, я хочу быть с Вами.
Дед задумчиво глядя в решительное лицо полковника, произнёс:
– Но в этом случае Вы становитесь, как это у них принято называть – пособником бандитов.
– Не бандитов, а людей являющихся гордостью русского народа!
– Вот Вы как полагаете, но имейте в виду, те то будут считать как раз наоборот.
– Ещё раз говорю, Иван Петрович, лично для меня будет высокой честью быть в эти минуты вместе с Вами, а за своих бойцов я ручаюсь. Они больше не поднимут своё оружие на Вас.
– Что ж, полковник, пусть будет так. Мы тоже, как Вы сказали, не поднимем оружия на них. Но ведь кроме них будут и другие, а вот те-то как раз и поднимут.
– Ни полковник Сенцов, ни полковник Колесников не поднимут отряд ОМОНа против Вас, а за других поручиться не могу. И в этом случае я буду одним из Вас, считаю – обузой не буду.
Дед, задумчиво глядя на него, покачал головой то ли в знак удивления, то ли в знак уважения.