Выбор. О свободе и внутренней силе человека

Обуреваемый жаждой мести, сжимая пистолет, Джейсон, увидев себя глазами сына, внезапно смог рассмотреть все открывшиеся ему варианты. Он мог выбрать убить или мог выбрать любить. Сразить или простить. Принять печаль или проживать боль снова и снова. Он бросает пистолет. Теперь он плачет, гулко, отрывисто всхлипывая, горечь сотрясает его тело. Он не может вынести силу переполнившего его чувства. Джейсон падает на пол, на колени, склоняет голову. Я буквально вижу, как разные эмоции импульсами прорываются сквозь него: боль, стыд, попранная гордость, уничтоженное доверие, одиночество, тоска по человеку, каким он не мог быть и каким не будет никогда. Он не мог быть человеком, который никогда не проигрывает. Он всегда будет тем, которого в детстве бил и унижал отец, навсегда останется тем, кому изменила жена. Как и я всегда остаюсь той, у кого родителей отравили газом, сожгли и обратили в дым. Джейсон и я всегда будем теми, кем является каждый, – теми, кто будет нести страдания. Мы не сможем стереть свою боль. Но мы всегда свободны в своем праве принять то, какие мы есть и что с нами сделали, и двигаться дальше. Джейсон плачет, стоя на коленях. Я сажусь рядом с ним на пол. Люди, которых мы любили и которым доверяли, исчезли или подвели нас. Ему нужна поддержка. Я поддержу его. Я притягиваю его к себе, он склоняется мне на колени, и я держу его, и мы оба плачем, пока моя шелковая блузка насквозь не промокает от слез.

Перед тем как Джейсон покинет мой кабинет, я потребую, чтобы он оставил мне пистолет. (Я долгие годы хранила его у себя – так долго, что даже забыла, что он лежит в шкафу. Когда я собирала вещи, готовясь к переезду в Сан-Диего, то нашла его, все еще заряженный, в ящике с документацией. Напоминание о слабости, о боли, воспоминания, которые мы обычно предпочитаем прятать, – разрушительный потенциал, продолжающий нарастать, пока мы сознательно не повернемся к нему лицом и не уничтожим его.)

– Вы сейчас готовы уйти? – спрашиваю я. – Вы готовы пойти домой?

– Я не уверен.

– Без пистолета вам будет некомфортно. Вам есть куда пойти, если ярость вернется? Если почувствуете, что хотите причинить кому-то вред или кого-то убить?

Он говорит, что может пойти к другу, тому, который рассказал ему об измене и посоветовал прийти ко мне.

– Мы должны отрепетировать, что вы скажете своей жене.

Мы составляем план. Он переписывает его. Джейсон скажет ей: «Мне очень грустно и тоскливо. Я надеюсь, сегодня вечером мы найдем время поговорить об этом». Ему не разрешалось говорить больше, пока они не окажутся одни, – и только в том случае, если он будет в состоянии общаться с помощью слов, а не насилия. Он должен сразу позвонить мне, если почувствует, что не может пойти домой. Если смертоубийственные мысли вернутся, он должен найти безопасное место, чтобы посидеть или пройтись.

– Закройте дверь. Или идите на улицу. Будьте с собой. Дышите, дышите и дышите. Эмоции отхлынут. Пообещайте, что позвоните мне, если почувствуете, что теряете контроль. Отстранитесь от ситуации, найдите безопасное место и позвоните мне.

Он снова заплакал.

– Никто никогда так не заботился обо мне, как вы.

– Вдвоем мы составим отличную команду. Я знаю, что вы меня не подведете.

Через два дня Джейсон снова приходит в мой кабинет, и начинается наша терапия, которая продлится пять лет. Но еще до того как я узнаю, чем закончится эта история, мне предстоит вынести очередную очную ставку с самой собой.

Когда Джейсон уходит, я прячу пистолет, сажусь на свой стул, глубоко и медленно дышу, восстанавливая равновесие. Принимаюсь разбирать почту, которую помощница принесла как раз перед неожиданным визитом Джейсона. Среди конвертов я нахожу еще одно письмо, которое изменит мою жизнь. Оно от бывшего коллеги из центра Уильяма Бомонта, капеллана армии США Дэвида Вёра (на описываемый момент он возглавляет религиозный ресурсный центр в Мюнхене и отвечает за клиническую подготовку всех американских военных капелланов и их ассистентов, которые на то время служат в Европе). В письме Дэйв приглашает меня на конференцию, которую будет проводить через месяц для шестисот капелланов. В любых других обстоятельствах я приняла бы приглашение, для меня было бы честью, что моя скромная персона может оказаться полезной на таком собрании. После моей стажировки в центре Уильяма Бомонта и успехов в лечении действующих военных и ветеранов разных войн меня несколько раз приглашали выступить перед большими военными аудиториями, и я всегда чувствовала, что эти лекции не просто честь, но и мой моральный долг – как бывшей узницы концлагерей, как человека, освобожденного американскими солдатами. Но конференция Дэйва должна проходить в Германии. И не просто где-то в Германии. В Берхтесгадене. Бывшем убежище Гитлера в горах Баварии.

Глава 17. Тогда Гитлер победил