Выбор офицера

Уже в камере, описав ауру де Крепона, я обалдел. Она полностью совпала с аурой, оставленной на стреле «лейтенантом», командовавшим захватом Безье! А с учетом сообщенных де Ри примет — не милейший ли это шевалье де Трелан, с которым я по дороге из Безье познакомился? А ведь наверняка он, все сходится! Что же, главных виновных резни в Браме я установил, так что умирать тем более не имею права. Будем жить!

Написал «прощальное» письмо в Безье, в котором и сообщил барону об участниках нападения на его замок и Брам. Он хотел сам разобраться с виновными, так пусть действует, Бог в помощь. Главное — я по своим счетам заплатил, имею право исчезнуть.

К сожалению, не смог помочь Транкавелю, но, надеюсь, у меня еще будет возможность сдержать слово. А пока через де Ри направил ему свои наработки по словестному портрету. Думаю, он сможет их использовать для поднятия авторитета своего друга — все-таки для спецслужб и полиции это действительно нужное дело.

Через день, после отсыпания на год вперед и кормления на убой, мы выезжали из Клиссона. Во внутреннем кармане моего колета была спрятана Голубая Звезда — ее никому не оставишь, только я могу брать ее в руки безопасно для жизни.

Во дворе на шею бросилась заплаканная Сусанна:

— Жан, миленький, не уезжай, я не хочу, чтобы ты уезжал, почему ты опять меня оставляешь?

Я поднял ее, поставил на скамейку так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

— Прекрасная дама не должна плакать. Виконтесса забыла, чему ее учила мадам Жанетт. После лета наступает зима, после дня ночь, мужчины всегда уезжают по своим мужским делам, а женщины их ждут. И поэтому наш мир живет.

— Я всю жизнь буду ждать тебя! — Сусанна уверенно топнула ножкой.

— Ни в коем случае. Прекрасная Дама должна в положенный срок выйти замуж, воспитывать детей. Но если в ее сердце останется уголок для верного рыцаря, он будет счастлив.

— Ты всегда будешь в моем сердце. До встречи! — и она по-детски крепко обняла меня.

— До встречи, виконтесса. И не надо плакать, надо верить. Помнишь:

Осенью в дождливый серый день, — напел я
Проскакал по городу олень, — все еще всхлипывая подхватила девочка
Он летел по гулкой мостовой
Рыжим лесом, пущенной стрелой,

— с этими словами я вскочил в седло, а голос Сусанны окреп. И сквозь топот копыт я слышал песню, которую когда-то пели мои дочки. А значит, все у меня получится! Не может не получиться!

Вернись, лесной олень,
По моему хотенью,
Умчи меня, олень, в свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живет и небыль,
Умчи меня туда, лесной олень.

И дальше все действительно прошло, как задумывалось. Всю дорогу из замка у меня развивалась жесточайшая депрессия, караул дважды едва успел предотвратить попытки вскрыть себе вены.

В Сен-Бриё мы встретились с возвращавшимися в Клиссон однокурсниками, которые упросили де Ри разрешить им сопроводить наш отряд в Марле. Такое поведение, строго говоря, идущее вразрез с принципами дворянского чванства, меня растрогало, но депрессия есть депрессия, поговорить с товарищами я не мог.

А вскоре после выезда из Сен-Бриё мой конь резко повернул в сторону и помчался к отвесному обрыву. Коня успели перехватить, но мне удалось соскочить, добежать до края и на глазах де Ри, де Фонтэна, всего курса и солдат охраны броситься с огромной высоты в бушующее море.

Подбежавшие увидели только тонущий в бешеных штормовых волнах желтый форменный плащ и плавающую на поверхности шляпу с красным страусовым пером.

Таким образом, история юного барона де Безье была завершена.

А такие мелочи, как скрытый уступ в месте прыжка, заранее приготовленная страховочная веревка и камень, который был завернут в ярко-желтую дешевую ткань — какое они имеют значение для будущих поколений? За период штормов соленая вода разъест краску, так что даже если кто эту тряпку и найдет — мало ли чего в море находят, со мной ее точно не свяжут. Все, де Безье больше нет, а есть некий безденежный, безработный и беспаспортный господин, который еще только должен превратиться в сержанта Ажана.

Для начала пришлось превратиться в бедного, но гордого дворянина неясного происхождения, каких много шатается по дорогам Галлии. Необходимые для этого дешевая шпага, сотня экю и берет с пером непонятной птицы, видимо вороны, были припрятаны мною заранее, еще при подготовке места для «самоубийства».

Осталось перетерпеть ночь под открытым небом, укрывшись от ветра в скальной расщелине, и с рассветом, обойдя Сен-Бриё стороной, пешком направиться к городишку Монконтур, удачно расположенному в стороне от дороги на Ренн, по которой направились мои однокурсники. Там за пять экю я приобрел некое подобие кобылы, своими статями и мастью навевавшую воспоминания о знаменитом коне д’Артаньяна. А я ведь теперь и есть д’Артаньян!