Выбор офицера

Д’Оффуа занял пост в подъезде, Парто у пришедшего в себя Люка, я – у чуть приоткрытого окна и едва не проморгал гостей. Они пришли не улицей – они вышли из трактира «Трезвый сержант»! И сразу вошли в подъезд – ни о каком предупреждении шевалье не могло быть и речи – я просто не успевал.

Впереди широкой уверенной походкой спешащего человека шел граф, за ним невысокий худощавый вертлявый человечек – типичная дворовая шпана времен моего детства. Господи, только бы д’Оффуа не сплоховал! Шаги уже звучали на лестнице, я едва успел подвести Колетт ко входу, поставил не напротив двери, а сбоку, со стороны дверных петель. Погладил по волосам, чтобы успокоилась. Шепнул: «Филипп, это ты?» – чтобы не перепутала. А сам вместе с Парто занял позицию у другого косяка.

И мы не оплошали. Колетта правильно спросила, Парто буквально вбросил графа в комнату, а я левой рукой заблокировал руку шпаненка с ножом, коленом в пах, локтем в рыло, передняя подножка, залом руки за спину, обезоруживание – пеленай готовенького. Классическая связка, которую нам вдолбили в Минске, многократно повторенная перед зачетами по рукопашке и на тренировках с Гримо. Хрен бы я ее использовал, если бы противник ожидал нападения – здесь не спортзал, здесь убивают всерьез.

А так у нас трое повязанных преступников и один граф в состоянии полной непонятки. Боже, что мы услышали! После того, как ему объявили приказ де Ри об аресте, мы с д’Оффуа узнали о себе столько нового и интересного, что даже Парто восхитился. Самое обидное, что под рукой не было пера и чернил – за пятнадцать минут, пока этот аристократ отводил душу, я узнал не только новые слова, но и такие их комбинации… Интересно, сам де Бомон этому в каких салонах учился?

Так что нашей доблестной группе захвата пришлось терпеливо ждать, пока арестованный успокоится и согласится отложить объявление вендетты до прихода в замок. Силу к нему применять глупо, а объяснять что-либо тоже не с руки – незачем преступников снабжать информацией.

Для полноценного обыска времени не было, но даже беглый осмотр комнаты дал интересный результат. В углу стояла сумка, а в ней – очень интересная записка: «Тому, кто меня найдет. Я любила графа де Бомона, но сегодня узнала, что этот мерзавец убил моего любимого дядю. Он хвастался убийством и даже посмел подарить мне дядин перстень. Я опозорена навек. Я не могу больше жить. Прощайте!» Ну и перстень в той сумке тоже присутствовал.

Показал записку Колетт – она в обморок упала, пришлось пошлепать по щекам, побрызгать водой. Оказалось, почерк ее, но она такого никогда не писала. Но это уже не мои проблемы. Главное, никто из задержанных не дергается и не шумит. Так в гордом молчании их в замок и отконвоировали, сдали на попечение командиру роты охраны, именем де Ри предупредив о бдительности и недопустимости их общения с кем-либо и между собой.

А Крис оказался интересной личностью. Если всю дорогу от дома Колетт я видел испуганно дрожащую мразь, то в замке на меня смотрел спокойный, уверенный в себе человек. Такой взгляд бывает у по-настоящему сильных мужчин, принявших жизненно важное решение. И это решение было явно далеко от капитуляции.

К удивлению присутствующих, я откатал отпечатки пальцев графа, Криса и Люка и только после этого вместе с де Фонтэном и д’Оффуа вернулся на место преступления. По дороге договорился с шевалье, что он аккуратно опишет все, на что я буду указывать в квартире жертвы, потом дадим это подписать всем, кто будет на месте преступления.

Однако все наше приключение заняло около четырех часов. Как все это время голодный полевой маршал при поддержке одного солдата сдерживал активность не менее голодных прево и субделегата, я даже предположить не могу. Воистину Железный рыцарь! Правда, на нас он бросил взгляд, обещающий много, и явно не пряников.

Ладно, начинаем спасать положение. Оттираю д’Оффуа и обалдевшего от такой наглости де Фонтэна и начинаю.

– Господа, только что нами задержана группа лиц, подозреваемых в совершении убийства. Позвольте ознакомить вас с собранными доказательствами. Прошу пройти на место преступления, однако прошу ни до чего не дотрагиваться. Нарушивший это требование может быть обвинен в уничтожении доказательств и пособничестве преступникам. (Ага, обвинен – как бы меня самого не обвинили в самоуправстве. Блефую внаглую.)

Но все вошли в дверь, тихонечко, как пионеры, встали у стены.

– Обратите внимание, господа. Труп лежит на спине. Одежда пострадавшего не нарушена, следы борьбы на теле отсутствуют. Левая кисть сжата в кулак, а правая разжата, в ней лежит кусок кружевной ткани. Во время предварительного осмотра, проведенного около одиннадцати часов, я позволил себе пошевелить мизинцы. Я явно почувствовал, что палец правой руки сгибается много легче, чем палец левой. Прошу вас, господа, засвидетельствовать, что это верно и для остальных пальцев.

Прево, субделегат, де Фонтэн и де Ри пошевелили каждый по два пальца и каждый согласился со мной. Правда, субделегата едва не вырвало, но эту подробность д’Оффуа в протокол вносить не стал.