Выбор оружия

Я запахнул рубаху. Душа — редкий и дорогой артефакт. Я прилепил его себе под сердце, когда лежал за столом возле управляющей автоклавами машины, перед тем как вылезти оттуда и выстрелить в брюхо пса-пулеметчика. Без души я бы не смог скакать по всем этим лестницам и каменным полкам, носиться на мотоцикле, объезжая препятствия, да еще и паля в бюреров, волочь за собой Медведя, вонзившего нож мне в бедро, не смог бы бегать с обожженными ногами…

Ноги. Они болели. И внизу, где к коже пристали сплавившиеся с подошвами стельки, и вверху, где из бедра торчал нож.

Я вытащил его, пока душа не перестала действовать. Сейчас, когда я расслабился, артефакт «ощутит» это, и влияние его прекратится буквально за несколько минут, и вот тогда-то…

Я застонал, предвкушая, что испытаю вскоре.

— Что, что? — в полутьме на фоне звездного неба возник силуэт Пригоршни.

— У меня мороженое еще осталось, — сказал я. — И кровь камня. И слизняк там есть, кажется.

— А у меня только ломоть мяса в одной ячейке.

— Никита, я сейчас… сейчас сдохну от боли. Минут через пятнадцать… Наверх надо, слышишь? Спирта тут не достать, но бензин можно раздобыть, из канистры какой-нибудь слить старой, найти… Да хотя бы керосин. Тряпки в нем вымочить, завернуть кровь камня с ломтем — и на раны. Но вначале — мороженое, ты ж видел, как я с ним, когда Львовича…

— Я понял, понял, Химик! Ты давай, полежи чуток, я быстро выберусь, огляжусь и сразу тебе помогу наверх залезть. А то еще на крыс наткнемся, это ж Свалка, тут…

— Давай, лезь, — сказал я.

Он заспешил к склону.

— Эй, а Шрам где? — окликнул я его, и звук шагов стих — воцарилась озадаченная тишина.

— Блин… — сказал напарник. — А я забыл про него совсем! Ты его больше не видел, что ли?

— Вы с ним оставались, когда я уполз.

— Ну да… Так, значит, мы рядом лежали, когда у тебя там рвануло и прожектор свалился… Вода стала утекать, вояки помчались… Я тоже вскочил, побежал. И он. Или нет? Он, кажется, на месте остался. Или тоже… но тогда… Не помню, блин! Все, не помню, не приставай ко мне!

Что-то бормоча, Пригоршня ушел, и я остался один. Стало чуть светлее, звезды в небе гасли. Я не сказал ему про душу, которая уже потухла, отвалилась от кожи высохшим, сморщенным комком. Она много дала мне, но и многое отняла — пару лет жизни как минимум. Ни ее, ни слизь нельзя использовать вот так, прикладывая к голому телу. Для этого есть специальные тонкостенные контейнеры, которые ослабляют, но не целиком глушат влияние артефактов, либо повязки, пропитанные особым травяным раствором на спирту. Но это было мое решение — испытать душу на себе, так же, как тогда, в туннеле, его решением было поднять старика и тащить прочь от преследователей.

Добравшись до края ямы, Никита прокричал:

— Вот я спуск нашел вроде тропы. Кто-то тут бывает… Ты как там?

— Хуже, чем минуту назад, но лучше, чем будет через пять, — сказал я.

— Ладно, скоро вернусь, не уходи никуда…

После этого я, кажется, потерял сознание, но ненадолго — пришел в себя, услышав тихие шаги. Открыл глаза. Небо стало еще светлее.

— Никита, ну что? — спросил я.

Надо мной склонился темный силуэт, и мне показалось, что с головы свешиваются змеи… нет, это были заплетенные в косицы темные волосы. Вдруг подул ветер… Хотя на самом деле не было никакого ветра, но возникло ощущение сквозняка, которым тянуло из каких-то незримых щелей, ведущих в скрытые закоулки пространства. Сколько я ни всматривался, не мог разглядеть лица того, кто склонился надо мной, лишь серое пятно в обрамлении змей-косичек. Он протянул руку.

— Не тот карман, — прошептал я.

Пальцы, уже почти коснувшиеся кармана на правой половине груди, переместились в сторону, откинули клапан на левом и достали четки, найденные возле ноутбука в доме на склоне, — я давным-давно позабыл про них.

— Вернулся за ними? — спросил я.

Он молчал. В рассветных сумерках округлые камешки немного светились, но я все равно не смог разглядеть его. Силуэт выпрямился. Четки пропали. Дуновения стали слабее: он пошел прочь.

— Погоди! — взмолился я. — Эй! Я же вернул тебе четки, так помоги…

Призрачный сквозняк усилился — где-то гуляли неземные ветра, неслись между пространствами, взвихряя миры. Мглистый силуэт вновь возник надо мной.

И потом голос, состоящий будто из сотни голосов, женских, мужских, детских и стариковских, которые не говорили, но шептали, повторяя слова одновременно, произнес:

— Что хочешь?

Я сам не знал, что хочу от него. Ничего… Мне просто хотелось его разглядеть, но не получалось, хотя продолжало светать.

— Это твое лицо бюреры выложили вокруг алтаря? Сотней шепчущих голосов он сказал: