Он отпер дверь, вытащил ящик, посмотрел на пластиковую бирку с именем женщины, прикрепленную в изголовье. Все равно это кто-то неизвестный, подумал он. Он поднял внутреннюю крышку и посмотрел на спокойное, смертельно бледное лицо незнакомки. Свет его скафандра отражался в помятом пластиковом мешке, укрывавшем женщину, – ни дать ни взять покупка из магазина. Трубки изо рта и носа уходили куда-то под ее спину. Над связанными на затылке волосами, в изголовье, светился маленький экран. Женщины выглядела неплохо с учетом того, что ее состояние очень напоминало смерть. Руки ее были скрещены на груди – на бумажном платье. Он посмотрел на ногти замороженной, как советовал Эренс. Довольно длинные – но он видел и подлиннее.
Он снова посмотрел на панель управления и ввел еще один код. Все лампочки на панели замигали, но красный огонек горел, как и прежде. Он открыл маленькую красно-зеленую дверцу в изголовье и достал маленькую сферу – что-то вроде тонких зеленых проводов, намотанных на голубой ледяной кубик. За соседней дверцей находился выключатель. Он открыл дверцу и положил пальцы на выключатель.
Он держал в руке мозгограмму, записанную на маленьком синем кубике. Очень хрупком. Палец другой его руки замер на выключателе – одно движение, и женщина мертва.
Сделает он это или нет? Он ждал, словно верил, что какая-то часть его собственного разума примет ответственность на себя. Раза два-три ему казалось, что вот-вот придет позыв, желание нажать выключатель и он начнет делать это мгновение спустя, – но каждый раз желание удавалось подавить. Палец его оставался на выключателе, а взгляд был прикован к маленькому кубику в защитной оболочке. Он подумал: как примечательно и в то же время до странности грустно, что весь человеческий мозг может вместиться в столь малом объеме. Еще он подумал, что человеческий мозг лишь немногим больше голубого кубика и использует куда более старые ресурсы и методы работы, а потому выглядит не менее впечатляюще (но так же печально).
Он закрыл женщину, чтобы та и дальше пребывала в своем холодном сне, и продолжил медленно двигаться к центру корабля.
– Не знаю я никаких историй.
– Каждый знает какую-нибудь историю, – возразил Кай.
– А я – нет. Мои истории неподходящие.
– Что значит «неподходящие»? – ухмыльнулся Кай.
Оба сидели в кают-компании среди скопившегося мусора. Он пожал плечами:
– Неинтересные. Их не будут слушать.
– Люди хотят слушать всякое. Подходящая история для одного может прийтись не по душе другому.
– Ну, я-то могу рассказывать лишь те истории, которые сам считаю подходящими, а у меня таких нет. Нет таких историй, которые я хотел бы кому-то рассказать.
Он мрачно ухмыльнулся, глядя на Кая.
– Это другое дело, – кивнул Кай.
– Вот уж точно.
– Тогда скажи мне, во что ты веришь, – предложил Кай, наклоняясь к нему.
– С какой стати?
– А почему нет? Просто потому, что я попросил.
– Нет.
– Не будь таким высокомерным. Кроме нас троих, на триллион километров вокруг никого нет. А с кораблем скучно. С кем еще разговаривать?
– Нет ничего такого.
– Вот именно. Никого и ничего.
И Кай с довольным видом посмотрел на него.
– Я хотел сказать, что нет ничего такого, во что я верил бы.
– Совсем ничего?
Он кивнул. Кай тоже кивнул, откинулся к спинке и задумался.
– Должно быть, они здорово тебе нагадили.
– Кто?
– Те, кто лишил тебя того, во что ты верил прежде.
Он медленно покачал головой.
– Никто меня ничего не лишал, – сказал он. Кай молчал, и тогда он вздохнул и задал вопрос: – Ну а ты, Кай, ты во что веришь?
Кай посмотрел на пустой экран, закрывавший бóльшую часть стены кают-компании.
– В кое-что иное, что отличается от ничего.
– Все, что отличается от ничего, носит имя.
– Я верю в то, что нас окружает, – сказал Кай, скрестив руки на груди и откинувшись к спинке кресла. – Я верю в то, что мы видим, сидя в карусели, в то, что мы видим, когда включен экран. Но далеко не только в это.
– А если одним словом, Кай?
– Пустота, – ответил Кай с мимолетной робкой улыбкой. – Я верю в пустоту.
Он рассмеялся.
– Это мало отличается от ничего.
– Не совсем, – возразил Кай.
– Большинству из нас кажется именно так.
– Давай я расскажу тебе одну историю.
– А стоит?
– Ты можешь не слушать.
– Да?… Ну ладно, давай. Хоть время убьем.
– А история такая. Она, кстати, не выдуманная, хотя это и не важно. Есть место, где существование или несуществование души – очень серьезный вопрос. Многие люди, целые семинарии, колледжи, университеты, города и даже государства посвящают почти все время рассмотрению и обсуждению этой проблемы, а также близких к ней тем.
Около тысячи лет назад один мудрый король-философ, который считался мудрейшим из людей, заявил, что люди слишком много времени уделяют обсуждению этих вещей. Если решить этот вопрос раз и навсегда, можно будет направить их энергию на практические дела, что пойдет на пользу всем. Вот он и возжелал положить конец спорам, собрав мудрейших людей всевозможных убеждений из разных частей света.