В мастерской художника множество автопортретов: Сафронов – лорд времен Ренессанса, Сафронов – францисканский монах в нищенском одеянии… «Богатые хотели покупать искусство современных художников, чтобы быть уверенными в том, что это оригинальное произведение, – говорит Сафронов, чьи портреты стоят до 200 тысяч долларов. – И тогда некоторые из нас, знаменитых художников, составили элитный клуб, как это бывает у актеров или спортсменов. Я ездил на Всемирный экономический форум в Давосе и всегда возвращался с новыми заказами. Я стараюсь создавать собственный имидж и зарабатывать деньги».
Зарабатывать деньги у Никаса Сафронова, безусловно, получается. Помимо доходов от продаж президентского портрета он имеет и косвенный профит: портретирование граждан у придворного художника обходится им в сумму до 25 тысяч долларов.
Кстати, своими коммерческими делами Сафронов занимается сам и производителям контрафакта не спускает – в 2001 году он добился по суду прекращения деятельности компании «Графика», успевшей за месяц напечатать и продать по 300 рублей 500 маек с копией работы Сафронова.
Матрешки из народа
«Раскрашиваю матрешек уже семнадцать лет», – рассказывает Тамара Кабанова. Деревянные фигурки тщательно прошкуривают, грунтуют картофельным клейстером и сушат, прежде чем они попадают в руки Тамары, в цех к художникам. Точнее – к художницам. Росписью матрешек, кажется, вообще ни один парень не занимался с 1922 года, с тех самых пор, когда в Семенове и начали потихоньку изготавливать диковинных куколок.
Матрешке на самом деле на так уж и много лет. Но почему-то кажется, что она была всегда. Может, потому что это абсолютно точное олицетворение России – плодородия, материнства, женской силы и заботы. «Сын мой пошел учиться, так что я теперь еще и кладовщиком устроилась, воспитываю его ведь одна. – Тамара ни на минуту не прекращает работу, держит на коленке матрешку и закрашивает ее платочек. – У меня зарплата дай бог если тысяч пять рублей в месяц. Несколько лет нам зарплату вообще не повышали. У нас теперь четырехдневная рабочая неделя. Но 30 штук семикукольных матрешек в день надо раскрасить – план».
У Жени Прокошевой двое детей, они еще маленькие, но «расходов больших требуют». Женя работает художником по росписи матрешки всего три года: «Меня свекровь научила, и я сюда устроилась работать. А куда еще идти? Продавщицей в магазин? Так там ведь никто тебя не отпустит домой, если дети заболеют, а тут дают больничный, в этом плане мы, мамочки, хотя бы защищены». Супруг Жени работает в Москве, пропадает там неделями, зато свекровь сидит тут же, за соседним столиком. Она сейчас в отпуске, ушла почти на целый месяц, вот только шоколадные конфеты оставила возле баночек с краской. Женя свекровины конфеты не ест: «Я не очень сладкое люблю», и остальные 70 женщин на них не претендуют, проявляют характер. Так что сладости плавятся от жары.
Работают тут часто семейными женскими кланами. Ирина Полякова, талантливая 19-летняя художница-самоучка, ездит на работу вместе с мамой, которая трудится в «лачке» – цехе, где уже расписанных матрешек покрывают лаком. Рядом работает Ксюша Полетаева, молодая мама: «Я окончила наш местный лицей, который готовит специалистов для предприятий народных художественных промыслов. Раньше, в советское время, там на одно место с десяток абитуриентов претендовало, а сейчас – недобор».
Open space – так бы, наверное, на современный лад назвали помещение, где трудятся художницы. Открытое пространство, много столиков, разговоры, которые слышат все. Вот сидит Валентина Макарова, которая раскрашивает матрешек уже 37 лет. Тут же – 21-летняя Света Охотникова, которая меньше года работает контурщицей – рисует на кукле контуры сарафана, рук, платка, выписывает личико. У окна – Ира Менькова, дважды мама. Тут обсуждают и школьные успехи детей, и взаимоотношения с мужчинами, и цены, и фасоны свадебных платьев, и сплетни про Аллу Пугачеву. У некоторых женщин есть фотографии, на которых они запечатлены со знаменитостями. «Хохломская роспись» – предприятие, на которое водят туристов, куда привозят почетных гостей города. Если городку Семенову и есть чем гордиться, так это своими народными промыслами. «Это мы с Кобзоном, – показывают женщины снимок. – Он как-то сюда с губернатором прибыл. Смотрел, как мы работаем, восторгался, потом спросил, сколько получаем: “Четыре тысячи? Ну, девочки, это еще нормально – четыре тысячи долларов”».