– Говори как есть, не бойся. Но поторопись, со зла Оль быстро бегает!
– Они сейчас все собрались в саду. Саргенс объявил о решении совета, а Веся с Берестом усыновили всех сирот. И нарядили их как княжон… сейчас там будут разные забавы и поединки…
– Пресветлые духи, – огорчилась травница, – а этот медведь не дал им и слова сказать! Я сейчас ему дверь открою, и мы пойдем в кабинет поговорим, ты только больше не спорь.
– А я и раньше не спорил, – фыркнул Даренс, получил укоризненный взгляд и смолк.
Ну вот, он еще и виноват! А того, что убегать от вооруженного буяна, даже если это ставший ему родным дед, княжичу противно до глубины души, она догадаться не может?! И вообще, хоть кто-нибудь его понимает, из женщин, разумеется? Вернее, хочет кто-то узнать, что он чувствует или нет? Как-то странно в последнее время повернулась его жизнь, – вздохнул Даренс, – девушки перестали его слушать, открыв рот и верить любой выдумке и каждому лукавому признанию! И началось это не сегодня и не вчера, не на Южной заставе и даже не в Ставине!
Не прислушиваясь к тихим увещеваниям, которыми встретила мужа Терсия, Даренс перебирал в памяти все последние встречи с девушками и мрачнел все сильнее. От воспоминания о глупом обожании, светившемся в глазах Траны и Лорны, когда они слушали на заставе клана Ястребов его язвительные любезности свело скулы, как от незрелого крыжовника, а от мелькнувшего перед мысленным взором грубоватого лица Ниренты с подернутыми страстью коровьими глазами, захотелось пойти помыть руки. Хотя и мыл он их с тех пор, как обнимал ее, подсовывая соль Ансерта, уже десятки раз.
Выходит, нормальные, умные девушки никогда на него и не смотрели, огорчился Даренс, вспоминая прошлых подружек, ведь все они были себялюбивыми и капризными пустышками, и в нём тоже ценили лишь внешнюю красоту, да стать, как в породистом жеребце. Выбирая княжича вовсе за не то, чем гордился и считал в себе самым ценным он сам, сметливость, ловкость и выносливость, преданность братьям и умение договариваться с торговцами и оружейниками. Вот Берест отлично знает его достоинства, не зря назначил советником… и Веся тоже больше не смотрит на него с холодной усмешкой.
Куница! Вспыхнула в мозгу яркой молнией догадка, вот с кого всё началось! Именно она первой выказала к нему полнейшее равнодушие, не заметила ни расточаемого обаяния, ни привлекательной внешности! Зато потом спасала, узнав о предвидении Милы, подсказало воспоминание о битве на Хороге, и начавшее разгораться раздражение погасло, словно его залили ведром холодной воды. И вслед за этим воспоминанием на княжича с удручающей ясностью обрушилась простая истина: это не окружающие его девушки изменились, и не жизнь, это изменился он сам. И больше не желает считать, сколько хрустящих воспитанниц Доренеи пишут ему слезные послания и вышивают крестиком портреты. Теперь он хочет совершенно другого и нужно как-то объяснить это упрямой девчонке, не желающей даже разговаривать с ним хоть чуточку поласковее… как положено невесте.
– Даренс, идем… – потрепав по плечу, негромко окликнула стоящая рядом травница, и княжич недоуменно огляделся.
– А где дед?
– В спальню ушел, с Антиком. Напугал ты его… говорит, никогда ещё не видел, чтоб Дарс на оскорбления не отвечал.
– А он таки оскорблял? – без интереса переспросил Дарс, шагая за Терсией в кабинет прадеда, – извини, я задумался.
– Ну да, – с состраданием покосилась на него Кастина, – бывает. Садись вот тут, и рассказывай. Что тебе сделала Мила?
– Ничего… особого. Просто предложила поухаживать за другими девушками… – княжич смолк, оценив мелочность своих обвинений и с досадой добавил, – я понимаю… это пустяк… но почему у нас с нею всё так неправильно? Вон Веся, взяла браслет и сразу перестала спорить! Обиделась, лишь когда мы уехали без неё… так за дело ведь! И как только встретились, сразу Береста простила!
– Дарс, – мягко улыбнулась гостю травница, – как, по-твоему, что вкуснее, груши или орехи?
– Не знаю… но это какой-то неправильный вопрос. Их вообще нельзя сравнивать!