Выбор сделан (сборник)

Все сводилось к убийству по неосторожности. Людмила Зорина призналась в своей связи с Зайцевым и рассказала об их совместных планах на будущее.

В день смерти Зайцева они встретились случайно, когда она, плохо себя чувствуя, шла домой с работы. Юрий проводил ее домой. Зная об отсутствии Григория, они вошли в квартиру. Чтобы как-то развлечь Людмилу и улучшить ее состояние, Юрий в самых радужных красках описывал их будущее. Говоря о том, что он готов защищать ее от всех и всегда, Юрий показал Людмиле пистолет. Она взяла в руки оружие, казавшееся ей игрушкой. В то же время, видимо забыв о пистолете, Юрий привлек ее к себе, чтобы поцеловать. Ствол пистолета уперся в его грудь, а ее талия случайно нажала на спусковой крючок…

Глухой, негромкий, похожий на щелчок, выстрел раздался неожиданно для обоих.

Юрий умирал на руках Людмилы. Но даже в последние мгновения жизни он, думая о ней, успел прошептать:

– Вытри пистолет… Брось и уходи…

Зорина просидела на полу, прижимая голову любовника к своей груди, пока он не умер.

Дальше все было, как в тумане, но она помнила последние слова умирающего Юрия. Осторожно вытерев пистолет, она бросила его на пол и выскочила из квартиры, закрыв за собой двери. Но на лестничной площадке силы покинули ее. Зорина не знала, куда и зачем идти. Весь свет жизни померк перед ней.

Без сил она опустилась на ступеньку лестницы и сидела в оцепенении до прихода мужа.

Когда вернулся Зорин, она не нашла в себе силы признаться во всем сразу, а поэтому рассказала, что, вернувшись домой, обнаружила незапертую дверь и труп Зайцева на полу.

Все выглядело вполне правдоподобно. При желании было трудно найти слабые места в этой версии. Да и не доверять Никонову у меня не было оснований. Так я больше не возвращался к этому делу до дня суда. Суд над Зориной Людмилой Викторовной состоялся 13 ноября. Мне приходилось несколько раз присутствовать в зале во время заседания суда. Чаще это было в тех случаях, когда мне хотелось понаблюдать, как ловкий адвокат будет выкручиваться и пытаться опровергнуть неоспоримые доказательства вины. Но каждый раз у меня вызывало раздражение публика в зале. Не все, конечно, а определенная ее часть.

Кроме заинтересованных в исходе дела представителей одной из сторон, обычно в зале присутствовали зеваки, которые приходили сюда как на бесплатное представление или спортивное состязание, определяясь уже по ходу пьесы, за кого болеть, иногда меняя свои пристрастья. После заседания, как добрые знакомые, они активно обсуждали слабые стороны прошедшего суда и решения, сопровождая своими комментариями.

На суде по делу Людмилы Викторовны Зориной был настоящий аншлаг. Люди стояли даже за задними рядами. Я сидел во втором ряду и сразу смог определить основных действующих лиц сегодняшнего суда. Это были четыре женщины.

Естественно, что в центре внимания сегодняшнего действия была сама обвиняемая этого процесса – Людмила Викторовна Зорина. За время следствия, которое она провела в вынужденной изоляции, Мила осунулась, перестала следить за своей внешностью и, на мой взгляд, постарела. К тому же, уже находясь в зале суда, Мила выглядела какой-то безразличной к происходящему вокруг. Создавалось впечатление, что сейчас речь пойдет не о ее судьбе, а о судьбе какой-то другой малознакомой для нее женщины.

Вторая, выше среднего роста женщина выступала в роли обвинителя. На вид ей было лет 35. Если всех женщин разделить на две группы: красивые и симпатичные – то эта не относилась ни к одной из групп. Красавицей ее нельзя было назвать даже с большой натяжкой, а ее лицо не излучало даже намека на симпатию. Коротко подстриженные каштановые волосы обрамляли овальное лицо с резкими чертами и узкими губами. Особенно выделялись глаза. Темные, они смотрели холодно, словно в каждом застряло по льдинке. Строгий форменный костюм не мог ни скрыть, ни добавить что-то и к ее худощавой фигуре.

Третья женщина, адвокат Анна Алексеевна Мохова, была ее полной противоположностью. Судя по всему, она приближалась к пенсионному рубежу или перешагнула его, но на вид выглядела не старше пятидесяти лет. Это была яркая, явно крашеная блондинка, среднего роста с весьма выраженными, но пропорциональными формами. Ничуть не комплексуя от полноты, Анна Алексеевна была в черных брюках, ярко голубом свитере и коричневой замшевой куртке.

Последней в этой четверке главных действующих лиц представала судья. Это была женщина лет пятидесяти, с полным равнодушием взиравшая на происходящее. Конечно, судья должна быть беспристрастной, но мне бросилось в глаза выражение ее лица, которое казалось, говорило: «Надоели вы все мне до чертиков!»

Не буду описывать весь ход суда.

Вполне естественно, что обвинение было построено на чистосердечном признании Людмилы Викторовны Зориной. Но каждая из двух сторон трактовала его по-своему. Обвинитель говорила хорошо поставленным голосом, четко выделяя слова, как бы каждый раз рубя с плеча. Скорее всего, основной ее ошибкой было то, что она попыталась обвинить Зорину чуть ли не во всех смертных грехах.