Выбор сердца (СИ)

— В душ только загляну, — выпрямляясь и выходя из спальни, обронил Константинов.

А, по сути, попросту сбегал. На данный момент — от самого себя. Необъяснимое состояние напряжения гостьи удерживало от сколько-нибудь откровенных намеков (не говоря уже о действиях).

Не сказать, чтобы был сильно голоден. Во время съемок были чай, бутерброды. Особо никогда не привередничал. И сегодня — перехватил. Только озвучивать этого не стал. Его ждали. Для него… Для него готовили!

В кухне появился минут через пятнадцать, успев сполоснуться и переодеться. Привычные домашние брюки и достаточно свободная футболка. Всегда одетый. Даже когда одни. Что это — какой-то собственный пунктик? Или как-то связано с её присутствием в квартире? Учитывая, что между ними происходит в эти дни, вряд ли своей полу обнажённостью смутит.

На ней была коротенькая сорочка. Совсем коротенькая. Черный шелк с кружевными вставками. А когда Рита, даже совсем немного, наклонялась вперед… Перехватило дух. Вроде бы к сорока восьми пора уже насмотреться на женские прелести.

— Ого. — Константинов, остановившись за спиной, лишь вскользь коснувшись чуть прикрытой кружевом груди, медленно, повторяя каждый изгиб женского тела, переместил ладонь к бедру. Приподнимая сорочку, продолжая, — А почему до сих пор не надевала? Может, мы вместо ужина чем поинтереснее займемся, а? — предложил он, обжигая дыханием её шейку и одновременно теснее прижимая к себе, давая почувствовать пробуждение собственного желания. — Мне завтра не вставать. В театр к двенадцати, — продолжал слегка севшим голосом, а ладонь настойчиво поглаживала спрятанное в трусики заветное местечко.

Прекрасно понимала, о чем говорил. Да и — чувствовала. Вот только настроение сегодня было… Сама себя не понимала. Раздражение, совершенно необъяснимое, рвалось наружу.

А ведь всего несколько мгновений назад, когда его ладонь коснулась её груди совсем бесхитростной лаской, когда, повторяя каждый изгиб тела, спустилась к краю сорочки, когда почувствовала его просыпающееся желание… Готова была уступить прямо здесь, на кухне. И вдруг резкий перепад. Как переключили что.

— А мне два дня к ряду кто-то передохнуть дает? — резко прозвучал её вопрос. Слишком резко.

И всё же — что-то происходило. Помедлив, Константинов отступил, верно рассудив, что не самое подходящее время для поиска причины. И, не в последнюю очередь, уставшим был он, что мешало сконцентрироваться на проблеме. Если, правда, таковая вообще существовала.

— Извини, постараюсь быть посдержаннее, — проворчал он, подсаживаясь к столу. — Что так смотришь? — а во взгляде, направленном на него, было неподдельное недоумение. — Я понимаю русский язык, — грубить не хотелось совершенно, но совсем сдержаться не получилось. — Мне просто показалось, тебя всё устраивает. Если для тебя слишком активен…

— Меня всё устраивает, если у нас всё естественно, — ставя перед ним тарелку с ужином, обронила Коташова, не давая закончить фразу.

А вот Константинов оказался в растерянности. По крайней мере — в первое мгновение. Устал, конечно, сегодня, но не до такой степени, чтобы совсем не понимать смысла сказанного. А то, что до него пытались донести…

— Не понял, поясни, — откинувшись на спинку стула, протянул он медленно, при этом не сводя с гостьи слишком пристального взгляда. Его сейчас попытались если и не обвинить в чем-то, так уж точно — на чем-то подловить. Вот только…

— Алеш, я не хочу, чтобы из желания произвести на меня впечатление, ты начал что-то принимать, какие-то стимулирующие, — выдала Рита на одном дыхании, старательно избегая даже случайно встретиться с ним взглядом. Хорошо хоть, в комнате не попыталась спрятаться. Не представлял себе сейчас игру в кошки-мышки. Вообще, вопрос с потенцией до сих пор как-то не возникал. Понял бы еще, проблему другого плана. — Мне любовник здоровый нужен, если что.

— А поконкретнее можно? — поинтересовался Константинов, небрежно облокотившись на стол и с интересом наблюдая за собеседницей. Прекрасно он понял, о чем разговор. Только причины его возникновения найти никак не мог.

— Издеваешься? — Рита замерла с плетеной хлебницей в руках.

— Да нет, хорошая моя, это, по-моему, ты издеваешься, — возразил Константинов, скользя взглядом по ее фигурке, соблазнительно подчеркнутой шелковой тканью.

Рита постаралась сохранить спокойствие. Всего лишь взгляд. В конце концов — предполагала, какой интерес может вызвать у него такой вот её наряд. Интерес… Интерес — да. А вот реакция оказалась неожиданной. Или — ожидаемой?

— Хочешь сказать, что в сорок восемь без проблем можешь вот так заводиться, а под утро еще и повторять?

Константинов молчал какое-то время. Вот сейчас, чувствовал, слова надо подобрать очень тщательно. Лгать и придумывать ничего не собирался. Терять её — тем более. Слишком долго искал. И обидеть прямолинейностью не хотелось.