Выбор Шатеры

А вообще я просто поражаюсь! Мама спрашивает таким тоном, будто я только что не мужика заживо сожгла, а лепешку испекла. Вот уж кого точно видом обугленного трупа не испугать. И смотрит на меня как ни в чем не бывало! Она уже и забыла, что пыталась продать меня кузнецу. Интересно, в Акрабе вообще хоть что-то материнское есть?

С трудом поднимаюсь на ноги. Чувствую, как трясется все тело. Закрываю нос и рот полотенцем. Подхожу к еще дымящемуся трупу. Заглядываю внутрь дыры в животе.

Жуть!

Но кое-что мне все-таки надо сделать. Если у нас дома обнаружат труп — конечно, ничего хорошего. Но если в трупе найдут топливный кристалл — вот здесь уже точно пиши пропало. Потому, зажмурившись, засовываю руку в горячие внутренности несостоявшегося насильника. Брезгливо достаю кристалл, после чего бегу к бочке с талой водой. Тщательно мою кристалл. Не хочу прикасаться, зная, что на нем кишки этого урода.

Не сразу обращаю внимание на мать, которая, словно завороженная, не спускает изумленных глаз с кристалла в моей руке. Плевать. Пусть видит. Все равно никто не поверит пьянчужке Акрабе, вечно сочиняющей небылицы про Руар, в то, что ее дочь может спокойно прикасаться к топливным кристаллам. А с учетом наличия в нашем доме трупа ее постоянного клиента — раскрывать на людях рот Акрабе и совсем невыгодно. Если она, конечно, сама не хочет провести остаток жизни в Дэбэре.

— Но это же… Это… Это топливный кристалл, — сдавленно шепчет она.

Дошло наконец-то!

Акраба, словно заколдованная, приближается ко мне, не сводя глаз с кристалла. Кажется, еще секунда — и мать просто задохнется от восторга.

— Подержать хочешь? — мрачно интересуюсь я, всерьез подумывая кинуть его мамаше в надежде, что та поймает здоровой рукой. А что?! Нечего собственную дочь мужикам продавать!

Акраба отшатывается. Видимо, инстинкт самосохранения не до конца пропит. К тому же она знает: с меня станется.

— Значит, это все же ты. Ты моя дочь. А я-то думала — мальчишка… — бормочет мать, глядя на меня такими глазами, будто видит впервые.

По ходу, у мамули окончательно поехала крыша. Что значит «ты моя дочь»?! А кто я была ей раньше? Нет, с элем и тандуримом Акрабе точно пора завязывать.

А дальше происходит нечто уж совсем из ряда вон выходящее, после чего я окончательно убеждаюсь: мать рехнулась.

Акраба резко отворачивается, подходит к трупу и со всей дури пинает его в лицо.

— Урод! — В голосе матери звучат непривычные нотки высокомерия, брезгливости и… гнева. — Все вы уроды! Ты хотел, чтобы моя дочь повторила мою судьбу?! Ну уж нет! Выкуси! — Еще один смачный удар сапогом по отекшей морде кузнеца. — Туда вам всем и дорога!

Истеричный радостный смех матери, которая, приплясывая, начинает носиться по комнате вокруг еще дымящегося тела, не оставляет у меня сомнения: Акраба съехала с катушек. Напряженно переглядываемся с Эваном. И что теперь с этой чокнутой делать прикажете?

— У меня получилось! Получилось! — то и дело восторженно повторяет мать.

Резко останавливается. Заметно, что ее, видимо, не до конца пропитые и прокуренные мозги пытаются что-то судорожно соображать.

— Я просчиталась в сроке. Ну да! Конечно! Четыре месяца было слишком мало, чтобы… Мне надо было немного подождать. Плод бы окреп, и тогда… О! И тогда… Глэдис была права! Я слишком нетерпелива! Всегда хочу получить все и сразу. А все, что надо было… подождать. Чуть-чуть. Месяц, другой…

Сожаление переплетается с неподдельным восторгом. Мать поднимает на меня безумные глаза.

— О, моя девочка! Как же я рада, что ты у меня есть! Никуда не уходи! Будь здесь! Я скоро вернусь! Дочка… — Нервно смеясь, словно пробуя на вкус это чуждое для нее доселе слово, счастливая Акраба отступает к двери. — Дочка! У меня дочка!

Мать исчезает в завьюженной мгле. Через распахнутую дверь в комнату врываются порывы ледяного ветра, которые хоть немного выветривают вонь, исходящую от паленого человеческого тела.

— С ней все в порядке? — спрашивает удивленный Эван.

Отрицательно качаю головой.

Нет! С моей мамашей абсолютно ничего не в порядке. Потому что впервые за тринадцать лет она назвала меня «дочкой».

* * *

Не важно, что вокруг кромешная тьма. Что ледяной холод пробирает до костей. Что снег застилает глаза, а ноги утопают по колено в сугробах. Счастье настолько переполняет Акрабу, что ни пурга, ни заунывный вой голодных драгов, доносящийся из Сумрачного леса, мимо которого несется беспутная, не могут остановить ее. С каждым шагом она становится все ближе к своей заветной цели — к горам Обреченных, обители горных ведуний. Ни один вменяемый катарец не сунется сюда ночью. Да и днем постарается обойти подальше неприветливое местечко. Но Акрабе плевать.

Теперь ей есть что предложить старухе Глэдис в обмен на свою долгожданную свободу! Наконец-то Отар сжалился над ней и дал то, чего она желала всем сердцем.

Дочка! Родная дочка, в которой течет кровь ее отца!

Мощная! Сильная! Дающая право на свободу!