Выбор (СИ)

На самом деле, некоторые пошлые людишки, бывало, догадывались о моём даре, и самым мерзким образом завидовали мне, да-да! Где им было понять, что это не только дар, но и проклятие... В школе меня обсуждали, похихикивали за спиной. Я практически не замечал этого, так как при любой возможности уходил от скучных уроков и глупых детей в свои миры, но когда замечал, мог сильно стукнуть. Например, все стебались над моим именем, данным мне моей мамашей более чем романического склада. Кстати, пять лет назад она пропала в неизвестном направлении, оставив мне в шкафу целый чемодан денег. Но сейчас речь не о ней. Так вот, всех забавляло моё имя, то, как я всё время куда-то проваливаюсь и не слышу, что мне говорят учителя, лихорадочно рисую что-то в тетради и потом её не сдаю, чтобы учителя не увидели мои рисунки и опять не повели меня к директору. Даже мои немногие друзья недоумевали с меня. Но, наверное, по-доброму. Хотя я не различаю. Особенно часто я бил морды тем, кто говорил мне, что я девственник. (Это, кстати, до сих пор так и я этим горжусь).

Моя дама сердца живёт на четвёртом этаже. Я увидел её в тот день, когда она переехала в этот дом, и с того момента намертво решил посветить ей всю свою жизнь. Я весь был поглощён ею, я поселил её в своих мирах и рисовал её в них, в каждом образе, который был мне люб. Я точно не знаю, какая она, поэтому влюблялся в каждую, какой она могла бы оказаться. Я только и делал, что мечтал о ней.

А два года назад во время наших редких встреч в подъезде она стала узнавать меня и здороваться. Дело сдвинулось с мёртвой точки, совсем скоро она станет моей. Возможно, мои упражнения не прошли даром, и мне удалось открыть ей проход, по-настоящему позвать её в мои миры. Там я смогу показать ей всё то, что вижу только я один, ей единственной открыть всю свою душу и свою боль, показать ей свою любовь, не прибегая к словам... Ведь если честно, я не очень-то умею говорить — мысли куда-то разбегаются, и все думают, что я тупой. Но она не станет так думать. Она узнает, что я гений. Ей так же, как и мне, станет чужда пошлость и рутина этого бренного мира, где Любовь забыта и осмеяна, опошлена до будничности. Мы одни узнаем истинную Любовь, сверкающую первозданной чистотой, яркую и свежую, доступную только избранным.

Вот она смотрит на меня с моих картин — румяная, с густыми льняными локонами и лазоревыми глазами, она прекрасна, словно ангел. Наверное, я слишком невзрачен для неё, но это ничего — в своих мирах я сам хорош, как демон. Сквозь прозаическую наружность она узрит мой истинный облик. Недавно я узнал, что её зовут Катя. Но в моих перевёрнутых мирах имя ей — Йатэака.

Что ещё вы хотите услышать? В основном я занят путешествиями по своим мирам или же мечтами о Любви. Иногда на меня находит, и я кидаюсь рисовать. Я часто забываю поесть, может быть, поэтому так быстро устаю и снова обнаруживаю себя на диване. Вот, собственно, и всё, что вам надо знать обо мне. Теперь я могу перейти к странной истории, которая только что приключилась со мной.

***

В тот день я, по обыкновению, лежал на диване и думал о том, как я буду рисовать картину. Я придумал отличный сюжет: это должен быть вид сверху на винтовую лестницу, уходящую в бесконечную глубину, а на верхней ступеньке беспомощно балансирует жалкая человеческая фигурка, она уже падает, впереди у неё бесконечность... Зритель должен как бы падать в картину вместе с этой фигуркой, его должно засасывать в глубину, чтобы он не мог отвести глаз. Я отчётливо видел эту картину, представлял во всех подробностях. Но как, чёрт возьми, это нарисовать?! Я выругался и рывком поднял себя с дивана. Еда закончилась позавчера, оставалась последняя сигарета.

Я подошёл к пыльному зеркалу и закурил. В мутном стекле еле виднелась моя физиономия: отталкивающие бесцветные глаза, бледное небритое лицо, впалые щёки, взлохмаченные волосы, тонкие бледные губы. Взгляд у меня бывает совершенно неадекватный, какой-то воспалённый и бешеный. Я сам иногда его пугаюсь, когда неожиданно вижу в зеркале. С отвращением выдохнув себе в лицо дым, я осторожно подкрался к окну и выглянул из-за пыльной занавески.

Сквозь грязное стекло еле виднелись девятиэтажки, похожие на коробки спичек, окружённые осенним пасмурным небом — когда-то от нечего делать я рисовал их: в сумерках, на закате, на восходе, ночью, ранним утром, зимой, осенью, летом, весной, в белую ночь и так далее, до одурения — но сейчас меня интересовали не они. Я высматривал внизу подозрительного типа в чёрном пальто и шляпе.

Вон он — стоит на обочине и, задрав голову, пялится на моё окно. Даже не пытается сделать вид, что он тут не причём. Ничего, небось, не на идиота напал!