Выбор сталкера

– Не верите, боитесь – отправляйте туда меня, – пожал плечами Костя. – У вас же вся моя семья на мушке, чего вам беспокоиться?

Он все еще не терял надежды переубедить заносчивого Исая. Однако тот, задумчиво пожевав губу, принял решение, которое, кажется, разочаровало обоих сталкеров.

– Людей мы туда пошлем, но ты останешься здесь, – сказал Цивильный. – Картуз прав: отпускать тебя с ребятами не стоит, ты, видно, тот еще фрукт. Но и не можем же мы просто отказаться от нашего «трассера», верно? – Он оглянулся на Картуза.

Костя так и замер, услышав последнее слово.

«Трассер».

Раньше Смычок думал, что это – всего лишь миф, который сочинили просто от скуки. Мол, есть ведь аномалии, значит, должен быть некий оберег, который от них защищает? Однако после крайнего Сдвига появился слушок, что в старом здании Института, которое в Академгородке, таковых дивных артефактов имеется с десяток, а может, и больше. Естественно, подобная информация всколыхнула весь «Радиант». Каждый мечтал обзавестись инопланетным оберегом, позволяющим, если верить все тем же слухам, беспрепятственно перемещаться по Зоне. Однако больше чем за пол го да никто так и не похвастался чудесной находкой. Оно вроде бы и понятно: слишком уж лакомый кусочек, чтобы, найдя, о нем кому-то рассказывать. Мало, что ли, среди сталкеров людей без чести и совести? В лучшем случае просто сопрут, в худшем же еще и прибьют от греха подальше. Однако неподтвержденные слухи живут крайне мало, и этот тоже не стал исключением.

И тут вдруг он снова слышит это подзабытое слово «трассер», да еще от кого! От бандюка в дорогом пальто! Но у них-то откуда взялся этот редчайший артефакт?

– Уведи его, Бен, – велел Исай, отыскав взглядом скучающего у двери Шрама.

– На укольчики? – с ленивым зевком спросил бандит, отлипнув от косяка.

– Не надо никаких укольчиков, – поморщился Цивильный. – Он пока неплохо себя ведет. Ну, за исключением того, что Картузу физию слегка… – Исай поводил раскрытой ладонью перед лицом. – Подразукрасил!

Старик надулся, словно обиженная школьница.

– Если бы нас не растащили, – проворчал он тихо, – было бы по-другому.

В любой другой ситуации Костя бы фыркнул, возможно, даже разразился остроумным комментарием. Но сейчас было не время и не место для шуток. Ближайшие несколько дней Смычок, очевидно, проведет в палате с Сергеем, а потом с кладбища вернется отряд… и хорошо, если сталкер ткнул пальцем в небо и попал. А если там все же ничего не обнаружат? По-хорошему, надо бы Разуваеву как-то весточку отправить, но только как? Голубя поймать, к лапке примотать записку и сказать, чтобы летел в Искитим?

Судя по всему, Смычку остается только ждать. Присматриваться к окружающей обстановке и думать. Сколько займет путь до Бердского кладбища? День от силы. Туда и обратно получается два. Все, что от него требуется сделать за это время, – как-то связаться с начальником институтской СБ. Казалось бы – двадцать первый век, удобства в виде Интернета, соцсетей и мобильной связи давно уже воспринимаются как должное… но сама больница, пустующая с начала семидесятых, будто машина времени, против воли перенесла его в «совок», лишив доступа к Мировой паутине.

Может статься, идея с почтовым голубем окажется лучшей из всех, что осенят его в последующие дни.

* * *

Новое пробуждение разительно отличалось от предыдущих: на сей раз Логвинов очнулся не в занюханной палате с припадочным соседом под боком, а в некоем подобии лаборатории Потрошителя. Здесь пахло лекарствами, ярко горели огромные операционные светильники, а на лице его была маска для наркоза, от которой уходил к массивному аппарату гофрированный шланг. Чуть поодаль от койки двое хирургов в зеленых халатах и с зелеными же респираторами на лицах о чем-то переговаривались на неизвестном Игорю языке. Офицер знал лишь английский, и то неважнецки, но, судя по тому, как убедительно грассировали врачи, перед ним были французы.

Странно, но боль во всем теле, сопровождавшая его во время последнего пробуждения, как будто куда-то подевалась. Ради эксперимента Игорь повернул голову в одну сторону, потом – в другую, а затем слегка приподнял левую руку и несказанно удивился тому, как легко ему дались все эти действия. За те крошечные периоды, которые он проводил в сознании, Логвинов до того успел привыкнуть к боли, что происходящее казалось сном наяву. А может, это и был всего лишь сон? Может, он по-прежнему спит в своей убогой палате, а рядом с койкой ползает тот нервный калека, подслеповато щурясь и непременно охая из-за боли в увечных ногах?

Пожалуй, есть только один способ проверить эту догадку.

Хирурги были настолько увлечены беседой, что никакого внимания на Офицера не обращали, и он, протянув правую руку к столику, коснулся скальпеля, лежащего на самом краю. Холодный, словно ледышка, отметил Логвинов, сжимая находку в ладони.

Офицер вытянул руку вдоль тела, чтобы торчащее из кулака лезвие не бросалось в глаза, и зажмурился. Пусть думают, что он по-прежнему спит.