Выбор. Стратегический взгляд

Однако единство этого нового Запада с Америкой во главе тоже нельзя принимать как данность. Кроме того, что участники Евросоюза не идентифицируют себя с этим транснациональным образованием (не говоря уже об общей глобальной роли), они рискуют пасть жертвами растущих геостратегических расколов. Великобритания цепляется за свою особую связь с Соединенными Штатами и за особый статус в Евросоюзе. Франция, завидуя Германии, выдвигающейся в лидеры Евросоюза, неустанно пытается отвоевать место наверху и для себя, примазываясь то к Америке, то к России, то к Германии, не говоря уже о руководстве аморфным Средиземноморским союзом. Германия примеряет на себя бисмаркианскую концепцию особых отношений с Россией, что неизбежно вызывает опасения у некоторых стран Центральной Европы, заставляя укреплять оборонные связи со Штатами.

При этом все европейские страны избегают сколько-нибудь серьезной инициативы в обеспечении собственной коллективной безопасности (или даже на базе НАТО). Как стремительно стареющее население, так и молодежь больше озабочены безопасностью социальной, чем государственной. Поэтому Европа все активнее перекладывает ответственность за свою безопасность на плечи Штатов, в надежде, что те по-прежнему задаются целью сохранить ее в границах «цельной и свободной». Однако эти границы легко может перемахнуть складывающийся российско-германский союз, в который Германию неодолимо влекут заманчивые для ее деловой элиты (а также итальянской и некоторых других) коммерческие перспективы модернизирующейся России. Таким образом, Евросоюз рискует получить углубление геостратегического раскола, поскольку некоторые ключевые участники могут не устоять перед выгодами привилегированного делового и политического партнерства с Россией.

Вышеизложенное – повод одновременно для сожаления и беспокойства, так как европейская инициатива несет в себе огромный и уже доказанный потенциал для социально-демократического преобразования восточной части Европы. Расширение Евросоюза на Центральную Европу (которую во времена «холодной войны» обычно называли Восточной) уже побудило страны к далеко идущим институциональным и инфраструктурным реформам. Самым наглядным примером, привлекающим внимание соседних Украины и Беларуси, служит Польша. Со временем пример Европы может оказать существенное преобразующее влияние на Россию и Турцию, особенно если Европа усилит геополитическую активность и вместе с Америкой задастся совместной целью приобщить обе страны к расширенному и более энергичному западному сообществу.

Однако для этого потребуется дальновидность и долгосрочная стратегия. Но у сегодняшней Европы (равно как и у Америки) отсутствует и то, и другое. Ирония в том, что даже географически удаленная Корея в своей центральной газете осенью 2010 года проницательно обвинила Европу в стратегическом эгоизме, заявляя без обиняков: «Было бы, конечно, неправильно предполагать, что Европа вдруг превратилась в политическое болото. Однако европейцам в самом деле стоит оглянуться на себя и представить, что с ними будет через сорок лет при сохранении существующих тенденций. Европе необходимо четко определить свои интересы – и свою ответственность. В нынешнем веке, когда многие обстоятельства будут против Европы, ей понадобится выработать целеустремленность, а также моральные нормы, которыми она будет руководствоваться в своих действиях и, надо надеяться, лидерстве»[122].

Таким образом, вопрос о том, «что будет с Европой через сорок лет», напрямую относится с геополитической точки зрения к будущему европейских взаимоотношений с ее географическим востоком, поэтому должен в равной степени заботить и Европу, и Америку. Где должна проходить восточная граница расширенной Европы, а значит, и Запада? Какую роль отвести Турции и России, если они действительно станут частью расширенного Запада? И наоборот, каковы последствия для Европы и Америки, если Турция и Россия останутся – отчасти из-за европейской предвзятости и американской пассивности – вне Европы, а значит, и вне Запада?