Выбор воина

Плечо Гюльви, влажно отблескивающее металлом кольчуги, чуть шевельнулось. Норвежец повернул голову и напряженно прислушался. Вот оно! В глубине леса послышались крики, грохот и вой. Загонщики, колотя оружием о щиты, подняли стадо. Ага! Сашка весь подобрался, слушая приближающийся шум. Волной накатило то самое ощущение, которому обучил его Хаген во время их первой охоты на медведя. Лес сделался прозрачным и каким-то объемным. Звуки, что до поры сливались в единую шумную кашу, вдруг разделились, одновременно становясь четче и понятнее. Вот спряталась в кроне белка, вот сорвался и помчался куда-то вбок вспугнутый олень, а вот какой-то хищник, похоже, лесной кот, с визгом вонзивший в древесину острые когти. Миг – и нет его, затаился где-то в ветвях…

Тяжелый кабаний скок приближался. Савинов определил: голов пятнадцать. Но что-то… Топот приближался под углом, словно загонщики гнали зверей влево от засады, туда, где должны быть Ольбард с Финном и Хаген с Конаном.

«Впрочем, понятно. Князьям первая честь. Стадо, конечно, разделится, но вряд ли на нас выбежит что-нибудь путное…»

Сашка посмотрел на напарника. Тот, тоже разобравшись в происходящем, недовольно нахмурился и показал кивком себе за спину: может, перейдем? И тут Савинова накрыло… Он смотрел, как медленно кривятся губы скандинава, будто он что-то собирается сказать. Не успеет! Сашка ударил его в бронированное плечо древком рогатины. Гюльви опрокинулся набок. А в том месте, где только что была его голова, из коры дерева торчал, злобно вибрируя, тяжелый метательный нож. Сверху посыпался мусор. Сашка обнаружил, что сам он валяется поперек тропы, вытянув вперед руки с оружием. «Успел!» – мелькнуло в голове. Он быстро вскочил, мельком заметив, что в его собственном дереве торчат сразу два ножа. Где-то сбоку витиевато выругался скандинав. Не до него!

Их было четверо. Они возникли из кустов, росших вдоль тропы, и замерли. Все четверо были со щитами, в шлемах, в руках – по два копья. Одно – под щитом, второе готово к удару. На поясах топоры с длинными рукоятями и мечи.

Фении не проронили ни слова, но одного Сашка сразу узнал.

«Ну как же! Кто бы сомневался! Мистер Куалан, племянник королевского ловчего!»

Подумалось, что парень, наверное, никогда в жизни не пугался так сильно, как вчера. И очевидно, решил кровью смыть память о страхе.

«Хочешь выпустить мне кишки? Паря, как же ты ошибся! Ты даже не представляешь… Потому что я тоже хочу прикончить тебя! И причина у меня посерьезней!»

Гюльви, перестав чертыхаться, встал рядом с Савиновым, надменно осмотрел врагов и сплюнул.

– А! Ирландские собаки! – заорал он так, как будто фении были от него за тридевять земель. – Что стоите, женоподобные ублюдки? Давайте! Нападайте всем скопом! Честной драки от вас не дождешься!

«А ведь не зря орет, – подумал Сашка, – в лесу далеко слышно».

Ирландцы оскорбление проигнорировали, хотя оно им вряд ли понравилось. Обозвать воина женоподобным – хуже некуда. По закону можно убивать за эти слова сразу, но… Они просто стояли и смотрели, словно ждали, что кто-то появится из леса за Сашкиной спиной. Никто не появился. И тогда фении разом бросились вперед…

Секач был здоровенный. Седая щетина вдоль хребта, который, казалось, был Хагену по грудь, кривые клыки – серпами…

Зверь с треском выломился из зарослей и с ходу ринулся на заступивших дорогу людей. Хаген краем глаза успел заметить, что две свиньи с поросятами обошли их засаду слева и скрылись в подлеске. Там есть кому их встретить… Тяжеловесный секач двигался стремительно. Заметив выставленное навстречу лезвие рогатины, он вильнул в сторону – клык лязгнул по металлу – и устремился прямо на Хагена. Тот ловко сместился вбок, и наконечник его оружия с хрустом вонзился в кабанью тушу. Аккурат между челюстью и правой ногой. Опасный прием! Очень легко промахнуться. Дрогнет рука, и соскользнет железо по жесткой щетине. А зверь подсечет клыком поджилки и пройдется по упавшему, выдирая ребра, словно корни. Потому на кабанью охоту одевают кольчугу, хоть и она не всегда выручает…

Удар был страшен. Хагена едва не оторвало от земли. Мышцы затрещали, свиваясь в тугие жгуты. Ноги хевдинга пропахали по земле две глубоких борозды. Кабан рвался к нему, хрипя в смертной муке. Дергался, чуя, как выпивает его жизнь холодное железо рогатины. Второе копье ударило кабана в бок. Зверь задергался, но вдвоем люди уже крепко держали его. Последние силы матерого секача вдруг разом ушли куда-то. Короткие сильные ноги подкосились, и кабан тяжело рухнул набок. Хаген толкнул тушу ногой – «Готов!», вырвал рогатину… и услышал крик.

Это был голос Гюльви, и слышался он справа, оттуда, где Сорвиголова сел в засаду вместе с Александром. Это не был победный клич охотника. Хаген не разобрал слова, но было ясно, что Гюльви бросает кому-то вызов. Хевдинг быстро взглянул на Конана. Ирландец кивнул, и они ринулись через кусты в ту сторону, откуда уже доносился шум схватки, бросив на месте остывающую кабанью тушу.