Выбор воина

– Ладно! Теперь вместе думать будем. А дело для тебя я найду. Думка одна есть… Только сперва мы с тобой поворожим маленько. Неча тебе у волхвов делать! Иль я не кузнец?[72] Да и ты у меня не без Дара уродилась. Вот свечереет, и посмотрим, как там и что. А пока сказывай, что видела. Только ничего не упусти, здесь всякая малость важна!

И она стала рассказывать. Про то, как встретилась с волками и какие они были непохожие на обычных серых. Как посмотрела им в глаза и поняла: беда приключилась! И ринулась она домой, уже зная, что должна немедля отправиться в Путь. Туда, к Нему. Отец молча слушал и хмурил мохнатые брови, а потом спросил:

– Вот теперь хоть и вижу, что не напрасно метусишься,[73] но вопрос свой повторю. Только спрошу по-другому. Вспомни-ка, доча, а когда ты почуяла, что ехать надо? И припомни – почему?

– Когда? Да вот в очи серому посмотрела… А что ехать надо не медля…

Ярина задумалась. Казалось ей, что поняла она все сразу, но батюшкин вопрос заронил сомнение. Она молчала, а отец не торопил. Сидел, смотрел на малые кумиры щуров[74] в Красном углу, что сам вырезал из крепкого дуба. Думал. Ярина видела, как избороздился морщинами широкий батюшкин лоб. Непростую загадку загадала она отцу. Да и отец – ей. Чем же так важен его вопрос? Она чувствовала, что если сможет ответить – все тут же станет на свои места. Но ответ ускользал от нее, уходил куда-то в глубину, и от этого в душе поднималось глухое отчаяние. И тогда она стала бороться. Рванулась туда, в глубину памяти, словно пытаясь поднырнуть под возникшую перед ней преграду. Вспомнила тот самый первый раз, когда увидела своего Александра, и как что-то ворохнулось в груди, словно шепнуло: «Он!» И какое забавное у него было лицо, когда он смотрел на нее, полуоткрыв рот, будто увидел невесть какое чудо. А она болтала с братом и делала вид, будто не замечает ничего. И Ждан подмигнул ей, заметив, что приглянулся сестре незнакомый воин, что пришел на торг с Храбром Мстиславовичем… Вспомнив о Храбре, она вдруг почуяла смертную тоску и поняла: нет более Храбра на белом свете. Отец заметил, как она вздрогнула.

– Что видишь, светлое мое дитятко?

– Вижу, батюшка, что была рать великая и погиб Храбр Мстиславлевич…

– Тогда и Александра твоего ранили?

– Нет, батюшка… – Ярина и сама не смогла бы сказать, откуда ей о том ведомо, однако знала в точности: позже случилась беда, уже после битвы. Она ясно увидела, как склонился ее суженый над телом побратима и как поднял копье, убившее друга.

– Снова спрошу: почему надо ехать? И почто про Храбра привиделось?

– Отмщение мой Алеша на себя принял. Отмщение за гибель Храбра Мстиславлевича! И отмстил. Да ранили его…

Отец покачал головой:

– То дело верное – отмщение за друга. Но в третий раз спрошу: ПОЧЕМУ надо ехать? Раны-то опасные, или как?

– Не опасные… Уж выздоравливает он, – сказала и охнула: огненным перуном[75] вспыхнуло знание в ее мыслях. – Плохо с ним, батюшка! Мир, откуда он к нам явился, сильно к себе стал тянуть. Трудно противиться зову этому! Не ровен час, уйдет ладо мое обратно на небо!

При этих словах ее отец кивнул и, прикрыв глаза, коснулся ладонью бока печи – хранительницы дома. Словно просил ее о поддержке.

– Тяжко ему, – медленно произнес, не открывая глаз. – Но муж твой борется. И ты – единственная его надежда. Любит он тебя, доча, пуще жизни, а там, куда его тянет, – остался Долг. И это разрывает его на части. Чтобы пересилить такое тяжкое бремя, хорошо бы вам встретиться поскорее… А не боишься, что, отказавшись от долга своего воинского, станет он корить себя за это всю жизнь?

– Боюсь… – ответила Ярина и до боли сжала в ладошке маленького бронзового коника – оберег, что носила на поясе.

– Полегчало тебе, значит. – Ольбард испытующе смотрел на Савинова, словно хотел проверить – так ли? – Что полегчало – хорошо! Значит, как досмолят лодьи, будем отправляться домой… Да ты присядь: в ногах правды нет, да и силы тебе поберечь надо.

Сашка послушно уселся на ложе и украдкой вздохнул. В ногах действительно не было правды – они тряслись от слабости, как вареные макаронины.

– Хорошо… – еще раз повторил князь. – Однако не все твои беды, как вижу я, на сем закончились. Поведай-ка мне о них.

Савинов рассказал ему о своих сомнениях, о выборе, который он не может сделать, о долге и обо всем остальном. Князь слушал молча. Взгляд его сделался отсутствующим, как будто он пребывал мыслями где-то далеко. Однако Сашке было понятно – Ольбард все прекрасно слышит.

– Вот оно как! – произнес князь, когда рассказ подошел к концу. – Так мне и мнилось… Ну что же. Советов тебе давать не стану. Выбор сей – только твой. Одно лишь скажу: долг у воина – один! И честь одна. Твой долг там и долг здесь – один и тот же. Как их совместить? Ежели потянет тебя снова в Тот мир – не противься. Ответ – там! А здесь – не спеши. Доверься своему сердцу. И еще запомни: допрежь того, как выбрать долю свою, должен ты в глаза своей жене поглядеть…