Выбраковка

— А где этот участковый? — вспомнил он. — Как же мы на такое дело и без мента? Дело-то не уголовное, гражданское.

— Он боится. Сказал, всё что надо задним числом подпишет, а с нами идти — ни-ни.

— С-скотина… — прошипел Валюшок.

— Отнюдь, — мягко сказал Гусев. — Нас ведь разгонят, а ментам оставаться. Кому же охота за чужие грехи…

«Вот именно — грехи, — подумал он. — Кто нас ждёт там, наверху? Только бы не даун. Всё, что угодно, только не даун. Ведь не смогу же… Урод должен быть уродом, вызывать отвращение, желание сделать так, чтобы он исчез из нашего мира быстро и навсегда. Дауны, выросшие в семьях, не такие. Ни у одного нормального человека на них рука не поднимется. Дети с синдромом Дауна, если с ними хорошо занимались родители, превращаются, как правило, в милейшие существа. И когда они становятся взрослыми, им можно только сочувствовать, но никак не ненавидеть. Их словно лишили ненужной части разума специально, чтобы оставить счастливыми. Детьми. Нужно признаться, с даунами выбраковка промахнулась. Обществу нужны убогие. Не бесноватые и юродивые, а именно убогие. Чтобы жалеть. Как раз жалости нам сейчас не хватает, не осталось её в стране ни на грош. Вот давешняя тётка, которая грабителя пожалела… Встал на дороге суперагент Пэ Гусев со своей лицензией на убийство и всю проявленную гражданкой потерпевшей жалость низвёл даже не до нуля, а в минус загнал. Переработал в ненависть. Уф-ф… Нет, это не может быть даун. Их вычисляют стопроцентно на ранних сроках. До трёх месяцев, кажется».

Гусев позвонил в дверь и отстегнул с груди значок.

— Только не вздумай разговаривать, — бросил он через плечо. — Молчи и держи мне спину. Увидишь, я всё сделаю наилучшим образом. Стыдно не будет. И вообще, это не Гусев с Валюшком, это государство пришло. А государство, как известно, — аппарат насилия.

— Кто там? — спросила из-за двери женщина. Голос у неё был донельзя настороженный.

— Извините, пожалуйста, это Агентство социальной безопасности, — сказал Гусев, демонстрируя значок дверному глазку. — Старший уполномоченный Гусев, уполномоченный Валюшок. Мы должны задать вам несколько вопросов.

За дверью повисла гробовая тишина. Правило «мой дом — моя крепость» в Союзе позволяло забаррикадироваться в своей квартире даже от милиции, буде та явится к вам без постановления на обыск. Но в отношении АСБ никакие правила не действовали. Жать на кнопку и разговаривать с жильцами Гусев был не обязан, он мог без лишних церемоний просто взломать дверь. Тем более — эту, хлипкую и древнюю.

— Нам обязательно нужно с вами побеседовать. Это очень важно.

— О чём? — спросили из-за двери.

— Простите, через дверь такие вещи не говорят. — Гусев произносил слова очень мягко, но без той хорошо знакомой Валюшку приторной ласковости, которая предвещала беду. — Впустите нас, пожалуйста. Если какие-то сомнения, позвоните в Центральное отделение АСБ, я вам продиктую телефон. Мы подождём.

Снова тишина.

— Я бы вам советовал не тянуть время. — Гусев прицепил значок обратно под куртку. — Вы же знаете — если уж мы пришли, то мы обязательно войдём. Давайте не будем превращать деловой разговор в выяснение отношений.

— Убирайтесь! — прошипели изнутри.

Гусев раздражённо цыкнул зубом.

— Хорошо, — сказал он. — Будьте добры, отойдите от двери, мы её сейчас выбьем. Ну-ка, Лёха, раз-два…

— Стойте! — Щёлкнул замок, дверь приоткрылась на цепочку. В проём на выбраковщиков глядело некрасивое сморщенное личико — жидкие бесцветные волосы, тяжёлые очки. Типичная училка из числа люто ненавидимых школьниками. Гусев знал, что клиентке под сорок, но выглядела она на все полсотни, да ещё и с гаком. «Завоевать расположение такого человека — дохлый номер. Она априори ненавидит всех. А детёныша себе родила в качестве игрушки, на которой может вымещать комплексы. Господи, какую чушь я несу! Хотя понятно зачем. Восстанавливаю себя против клиента. Привычка. Старая добрая профессиональная манера. Чтобы не было мучительно больно».

— Спасибо, — улыбнулся Гусев. — Мы тоже не хотим шума. Разрешите войти?

Женщина смерила Гусева ледяным взглядом — маска, за которой просматривается надвигающийся паралич воли. «Она уже сломана. И это тоже сделал я. Какое, на фиг, государство! Это ты, Гусев, припёрся в её жилище с огнём и мечом. Как последний бандит, посягаешь на то немногое, что есть у человека, — его территорию. Ладно, хватит казниться. Быстро сработал — быстро ушёл пить водку».

— Вера Петровна. Мы. Пришли. С вами. Разговаривать. — Гусев ритмично покачивал в воздухе рукой. — Давайте. Сядем. И мирно. Разберёмся.

Дверь медленно захлопнулась. Звякнула цепочка. Гусев облегчённо перевёл дух. Не хотелось ему ломать дверь. Жалко было ушибать плечо. Своё ведь, не казённое. Да и дверь ещё послужит — в квартиру потом кто-то въедет, буде училку придётся забраковать.

Женщина, видимо, терзалась сомнениями, потому что ждать пришлось чуть ли не минуту. И всё-таки она открыла. Выбраковке нужно открывать. Выбраковка не шутит.

— Заходите, — процедила женщина.