Выбраковка

— Я вот что-то вспомнить не могу, кто это меня на днях вождем палачей обозвал? — вслух задумался Гусев.

— Да ты что! — деланно изумился Ларионов.

— Ты же знаешь, товарищ подполковник, я терпеть не могу, когда мне прямо так в глаза правду-матку режут.

— Паша, ну хватит, в самом деле…

— Мне правда глаза колет, понимаешь?

— Хорошо, я им скажу.

— И скажи.

— И скажу! Так скажу, присесть не смогут!

— Вот сейчас пойди и скажи. Этому, как его… Ну, летеха такой мордастый. С усами.

— Паша, можно я с тобой закончу, а потом сразу пойду и скажу ему?

Гусев усмехнулся в трубку.

— Он меня боится, — сообщил он заговорщическим шепотом. — Они все меня боятся. Слушай, подполковник, а ты меня боишься?

— Извини, не очень.

— Как же так?

— А я смелый. Отважный я. Слушай, Паш, тут у нас большая неприятность случилась. Выручи еще разок? Ну, пожалуйста.

— Опять твои психопаты арестованного забили?

— Если бы арестованного, я бы тебе не звонил.

— Ну а кого тогда?..

— Понимаешь… Мурашкин с пятого участка, прекрасный мужик, взял и застрелил одного урода. В состоянии аффекта застрелил.

— Ничего не понимаю, — удивился Гусев. — Ваша братия каждый божий день кого-нибудь застреливает в состоянии аффекта. И рисует в отчете самооборону. Напивается до состояния аффекта, а тут навстречу топает мирный гражданин в состоянии аффекта, и начинается самооборона из всех видов оружия… Странно, что вы друг друга еще не перезастреливали. Даром что пребываете в состоянии аффекта с утра до ночи…

Он мог бы долго еще распространяться на этот счет, но Ларионов его перебил.

— Паша, — сказал он. — Я тебя слушаю и балдею. Всю жизнь бы слушал. Позови какого-нибудь юношу из «Московского комсомольца», он с тобой потом гонораром поделится. Но мне действительно нужна твоя помощь.

— То есть этот прекрасный мужик, участковый Какашкин, не умеет писать и не может поэтому нарисовать в отчете самооборону.

— Да он в больнице! — рявкнул Ларионов.

— Почему? В какой?

— В Алексеевской, идиот!!!

Гусев задумался.

— Ничего себе… — пробормотал он. — Психушка, значит… Ладно, начальник, считай, я тебя простил. Докладывай обстановку.

— Докладываю, — согласился Ларионов. — Имеем два трупа…

— Ты же говорил…

— Нет, он еще и бабу одну грохнул.

— А-а, на почве ревности…

— Гусев, помолчи. Я же тебе докладываю. Имеется выбитая дверь, за ней два трупа, мужской и женский. Значит, женщина — хозяйка квартиры, мужчина — ее сожитель. Еще имеется девочка пяти лет, дочь хозяйки, живая, у нее глубокий шок, судя по всему, имело место изнасилование.

Гусев хотел было ляпнуть: «Хорошо погулял участковый Какашкин!», но быстро прикусил язык. Он уже догадался, что к чему. Случай был в каком-то смысле типовой.

Наверное, каждый выбраковщик прошел через это — на твоих глазах некто отвратительный совершает нечто ужасное. И в этот момент тебе впервые в жизни по-настоящему «сносит башню». Вот почему уполномоченным АСБ не положено настоящее оружие. Только уродливый пневматический игольник — автоматический пистолет, который стреляет иголками с парализатором мгновенного действия. Кстати, побочный эффект этой мгновенности — адская боль. Малость химики перемудрили — наверное, у них тоже были личные счеты с врагами народа.

— Факт, что насильник — сожитель хозяйки, не вызывает сомнений, — объяснил Ларионов. — Мурашкина подобрали в совершенно невменяемом состоянии, и он еще долго ничего рассказать не сможет. Да и нечего тут рассказывать, и так все ясно. Зашел для профилактической беседы, что-то услышал, позвонил, не открыли, вышиб дверь… Ну и так далее. Нервы сдали у мужика. Клянусь, я его очень хорошо понимаю. Ничего, подлечится — еще послужит.

Гусев хмыкнул, но от комментариев воздержался. Понятно было, что Ларионов своего подчиненного не сдаст, тем более считая его ни в чем не виноватым, а просто человеком, попавшим в беду. Но снова давать ему в руки оружие и власть… «Гусев, окстись, ты и сам ничуть не лучше».

— Короче говоря, был звонок насчет стрельбы, — продолжал Ларионов. — От соседей на центральный пульт. Как положено, выехала группа, то есть все уже зарегистрировано и оформлено. Но слава богу, у ребят хватило ума на месте разобраться, что к чему, и приостановить дальнейший процесс. Гусев, дружище, возьми все на себя, а? Ты представь, какой офигительный «глухарь» из этого дела получится! Его в принципе спихнуть не на кого.

— Кроме меня, — заметил Гусев. — Разумеется, ни один нормальный вор не возьмет на душу изнасилование несовершеннолетней и двойную мокруху. Да у тебя небось и нет сейчас живого вора. Ты уж, наверное, забыл, как они выглядят. А вот добренький Гусев на все, что угодно, подпишется.

— При чем тут изнасилование, оно, считай, раскрыто. Паша, это ведь твой контингент! А запрос я тебе задним числом оформлю. И свидетелей, все как положено.

— Знаешь, подполковник, — сказал Гусев негромко. — Я, конечно, о нас с тобой невысокого мнения, но вот в такие моменты удивляюсь — и чего это у нас еще крылышки не выросли? У тебя как там, случаем, нимб не проявился? Гос-по-ди! Среди каких уродов мы живем! Это же просто уму непостижимо!