Этот дядя Сережа собирает кружки. Он ни за хрен оттянул червонец по 58-й, пенсия так ничтожна, что упоминанию не подлежит; и вот он собирает целый день с утра до вечера пустые кружки и этим зарабатывает (за день!) два рубля, которые пропивает на том же пиве. Валя и Марья Семеновна не больно-то щедры на даровое от себя. Также Сергей носит сдавать (с черного хода) пустые бутылки. В день два-три мешка. Деньги отдает хозяйкам, так как, во-первых, он честен до обострения, чужого не берет, во-вторых, бутылки они считают. (Я деньги не клал, что я их буду брать и т. д.)
Сергея за человека считают немногие, он от этого не страдает.
Братья-писатели, увидев у меня Сережу, осудили меня. Он был в моей подаренной рубахе и бегал для нас за пивом. Я в гневе на братьев (писателей) подарил Сергею книгу (свою), написав, что Сергей Васильевич лучше любого из нас. И в припадке духоборства по системе “Льва Николаевича” стал стирать куртку Сергея, стремясь подавить в себе тошноту и заодно стремясь отстирать куртку хотя бы до серого цвета.
Так вот… да! а ископаемую воблу подарил мне вчера приехавший и ночевавший Виктор Белугин. Он давал в выпивке “тормозянского”, поэтому пили каберне, выводящее из организма стронций и пр. вещества нашего века.
Позавчера долгий разговор с Мананой Нинидзе. О старике, ее боль за грузин, торгующих по невероятным ценам в России. И прежняя мысль, что нет плохих людей по национальному признаку. Валяются же пьяные русские на базаре в Тбилиси. И еще об идеологии. Она как принадлежность системы может быть и часто обязана быть непримиримой. Но идеология искусства едина — это любовь к человеку. Утром в почтовом ящике “Иностранная литература”,? 8. Кобо Абэ. “Человек-ящик”. Странная, забавная и раздражающая близость ощущения возможностей. Но надо дочитать в? 9.
И все время, каждую секунду грохочут товарняки. Если я — национальное достояние, то можно дать мне хотя бы собачью конуру типа дачи.
Все почти изгажено и оболгано, и надо выстоять. В жизни ведь нет трудностей. Что такое копать землю, служить, чистить нужники, сидеть в тюрьме, болеть, и т. д., - все это вынужденная необходимость, и надо только перетерпеть. Работой, например, нельзя унизить. В армии старшина заставил меня чистить лезвием унитаз, думая унизить. Не вышло. Унитаз стал белее сливочного мороженого, превратился в образец, а на образец не помочишься. Другой, когда я мыл пол в судомойке, плескал на вымытый пол помои и заставлял мыть снова и т. д. Бывали унижения и моральные — несть числа заворотам рукописей. Это ж не заворот кишок. Тут главное улыбнуться. Итак, в жизни нет трудностей, кроме одной — трудно остаться (сделаться) человеком.
Особенно сейчас. 54 развода на 100 — надо сохранить семью. Видя пьяные, почерневшие лица женщин — надо сохранить святость к женщине; зная (видя) шлюх, проституток — надо держать любовь к женщине, надо знать, что через них спасется нация. Зная пророчества, что к 2000-му нация сопьется, не поддаться этому. Не сподличать, не пойти на сделку с совестью, вот трудность.
28/VII. Вчера в прачечной у окна дочитывал японское, “Человек-ящик”, шел дождь. Сейчас тоже. И после возврата из СП. Днем потемнело, ударил гром и — ливень. Принес черепаху с балкона. А в СП денег не дают, пока на командировке не будет еще и круглых печатей.
Ох, недаром один мой мужик (из себя, из ненапечатанного, цитирую) думает, что День печати посвящен печатям, в том числе и круглым.
К. Абэ, его мысль о том, что мы все время в замкнутом пространстве. Давно и думал, и развивал, болтая и где-то записав: дом, автобус, электричка, кабинеты, самолеты, палатки, поезда, гробы, коляски и пр. А К. Абэ написал не то чтобы враз, а кто-то кого-то услышал — для мысли не важен язык.
С утра у Джоан Батлер. Иностранцы, любящие Россию, тут же болеют за нее больше многих. “У англичан, — говорит Джоан, — нет ностальгии”.
Говорили дуэтом, так как расхождений нет, думаем одинаково. Ее обрадовало, что я назвал Джона Донна. О суконности прозы, чтении в ванной и пр. “Компатриотка”, - сказала она о себе, оправдывая английскую собаку в квартире. Жалуется — нет подруги. Снимает дачу, гоняет на машине. Курит, пьет кофе. И я выпил. Потом у брата Миши (Яшина) чай. А с утра дома с ночевавшим режиссером Малышевым тоже кофе. Да еще чай. Да и сейчас холодный кофе. Зря. Надо бы раньше лечь, перечитал.
Не заснуть. Придется смотреть футбол. Бронза у нас или четвертое? Это полезно — быть вместе с народом, а народ сейчас смотрит TV.
Всех дел — поставил новый телефон. А двери так и не повесил. Казарма.
29/VII. Кому повезет на жену, тот и писатель. Наде, например, тяжелей Анны Григорьевны, Веры Николаевны, Натальи Николаевны вместе взятых. Они выходили за готовых. И столько не тянули. Хотя я не эпилептик и не дуэлянт.
Состояние обманутого мужа — это состояние пассажира в самолете: если гробанется, то причины от него не зависят.
Коверкание языка от злости на себя.
Вечер.
Сразу о случае. Он в том, что у меня был Леша Сидоров, институтский друг, оставлял его ночевать, но он поехал: кошка не кормлена.