Выбраные места из дневника 2001 года

7 апреля, суббота. Днем в прямом эфире показывали митинг НТВ. Вечером другими камерами другой канал показал все то же самое по-другому. Журналисты НТВ бились за свой привычный образ жизни. Хорошо бы сюда списочек имен журналистов, опозоривших себя выступлениями на этом митинге. Как примитивно, плоско, для “простого народа”. Невооруженным взглядом были заметны группы поддержки, заранее подготовленные профессионалами плакатики и транспарантики. Я полагаю, что многое здесь организовала партия Явлинского, соседа Гусинского по загородному дому. Шел дождь, и все митингующие стояли возле Останкино под зонтами. Любопытно, что перед самой трибуной образовался как бы квадрат из демонстрантов, совершенно лишенных этих самых зонтов. Похоже, что это нанятая или обязанная клака. Этих персонажей камеры в основном и показывали. Киселев и присные тыкали разведенными в сторону пальцами — победа! Запах денег. На трибуне стояли в модном прикиде журналисты и журналистки. Вечная защитница демократии Новодворская по этому поводу цитировала Ахматову. Покойница, если бы о подобном поводе узнала, содрогнулась бы. Лобков призывал к гражданскому неповиновению. С канала ушли “из-за тоталитаризма Киселева Парфенов и Миткова”. Парфенов — почище и пообразованнее всех, думаю, что и Миткова девушка достаточно грамотная. Клака скандирует “Ки-се-лев!” Киселев, как взаправдашний вождь, машет рукой. Класс демагогии мне знаком — приблизительно в таком же положении, как государство, оказывался я, когда речь шла о музее Платонова.

Гусинский под НТВ взял у Газпрома около 100 миллионов долларов. Чего они так расщедрились? Вечером Верховный суд заявил, что президент не имеет права вмешиваться ни в какие дела и разборки акционеров.

15 апреля, воскресенье. Довольно рано вернулся в Москву, прочел Аникееву и принялся читать статью Бондаренко о Юнне Мориц. В основе огромной статьи ее новая поэма о Сербии. Здесь, собственно говоря, точка зрения части русской интеллигенции на войну в Сербии, развязанную США. Мориц называет НАТО ГОВНОНАТО. Есть крепкие и мужественные цитаты. Через все еврейство и последнее десятилетнее злорадство, что большевики, гробившие свою интеллигенцию, ушли, бьется нормальная сегодняшняя мысль: а, собственно, зачем все это случилось? Поэтому не пригласить ли Мориц прочесть поэму в институте? Как в былые дни?

21 апреля, суббота. Все это довольно трудно объяснить, но уже второй день я в Египте, в Хургаде.

Отчетливо понимаю, что и в этом году что-нибудь случится и отпуска у меня не будет, поэтому начал его заранее. Но здесь и точное знание институтского времени: перед маем единственная неделя, когда можно взять перерыв. Здесь окончание строительства, ремонт фасада, который опять обвалился, отпускные для профессорско-преподавательского состава. Правда, за прошлые года накопилось у меня месяцев 5–6 не отгулянного времени, но и эта неделя могла бы просто приплюсоваться. Но здесь еще какое-то обострение моих хворостей, нажим С. П., который сделал самое для меня важное — т. е. договорился с турбюро, оформил билеты, паспорта и обещал меня и в Хургаде опекать. Турбюро, которое существует у нас в институте, дало скидку в 10 процентов. Поездка оказалась не очень дорогая, получил еще только что и большую премию. По договору с министерством мне могут премию давать только два раза в год, вот я ее и получил. Тайная у меня была еще мысль, что удастся поехать на экскурсию в Абу-Симбел.

Уже здесь, в Хургаде, стало ясно, что можно поехать только в Луксор. Этого я тоже не пропущу. В Луксоре я лет десять тому назад был, но в этом и особенность великих памятников искусства и истории, что их потом осмысливаешь всю жизнь. Восприятие их, стоит лишь только в памятник “погрузиться”, меняется, и хочется сравнить новые впечатления и старые мысли. Но уже здесь я узнал, что в Шарм-эль-Шейхе, это севернее и на другом, синайском, берегу Красного моря, есть монастырь св. Екатерины, посещаемый экскурсантами, и стоит этот монастырь возле горы, где Моисей принял от Господа скрижали завета. Вот и опять возникло страстное и непреодолимое мечтание. А значит, не умру, пока этого желания не исполню. Заглянуть в грозную мистическую бездну всего человеческого бытия.

Прилет в Хургаду. Действие на меня этого яркого, равнодушного света, дымка на горизонте, кромка гор. Курится само библейское время? История и былое подчас отгораживают от меня жизнь. Ничего так не говорит о вечности, как эти низкие, обветренные горы Малой и Средней Азии. Вспомнил Навои, пуск Зерафшанского золотодобывающего комбината, вспомнил Узбекистан, бывший для меня всегда второй родиной. Минуло. Все можно отдать, но впечатления молодости отдать невозможно. Впечатление от толпы русских в аэропорту. Все проплатили, аффектированные, визжащие голоса. Простонародье, одетое в дорогое, от знаменитых мастеров платье. Перекормленные дети. Жуткая сцена, разыгравшаяся на моих глазах в аэропорту Хургады.