Выбраные места из дневника 2001 года

Прохожу в дальний угол зала, здесь редакционные, рядом со мною Ира Барметова, первый зам. главного. Шепчемся. Две недели назад А. А. еще приезжал в редакцию. Он приезжал в редакцию, как минимум, два раза в неделю. Последнее время ходил тяжело, с палочкой, и его шатало. Болен А. А. уже семь лет. Они все узнали о его болезни, когда он стал проходить лечение — у него начали редеть волосы. Кто теперь станет главным редактором? Этот вопрошающий дух витал над всеми редакционными. Пришла в голову подловатая и несправедливая мысль: рак — это болезнь нечистой совести. Держался за место, работал изо всех сил, ну, это я понимаю, он держался за образ жизни, за то, чтобы хотя бы формально числиться не выброшенным из элиты, писал романы, о которых молчали и которые печатались только в его журнале. И — итог. Я думал об этом совершенно спокойно, безо всякого внутреннего торжества, умиротворенно и скорбно. Не было Г. Я., надо иметь мужество, чтобы придти на похороны сотоварища и понимать, что завтра твоя очередь. Холодное ложе, белое покрывало, красные гвоздики, бумажная ленточка на лбу, усохшее лицо.

В этом зале, видевшем мертвые лица маршалов, знаменитых артистов и ученых социалистической поры, началось отпевание. Я не хожу специально в церковь, но когда бываю в подобных ситуациях, внимательно слежу за ходом службы. Отпевает еще не старый священник. Он кадит на покойного, потом кадит на живых. Все окутано сладким общим туманом, мертвые и живые едины в благодати. “Прости грехи вольные и невольные”. В этих словах вся мудрость и бесконечная доброта Господа Бога — грехи не только невольные, сделанные случайно, но и грехи вольные, совершенные как зло или нарушение заповедей.

В конец молебна священник, став рядом с покойным, читает по листу бумаги молитву. Потом он сворачивает молитву вчетверо, откидывает покрывало и пытается просунуть этот лист в сомкнутые ладони покойного. Но лист не проходит, священник перегибает его еще раз и снова не может разомкнуть заледеневшие ладони. Кощунственная мысль приходит мне в голову: бывший яростный критик православия не принимает молитву. Я поворачиваю голову влево и встречаюсь взглядом с Ириной. По ее взгляду я понимаю, что ей в голову пришла точно такая же мысль. Мы отворачиваемся друг от друга и оба гоним от себя эти греховные помыслы. Я говорю это о себе, но полагаю, что то же переживает и Ирина.

11 декабря, вторник. Вечером мне рассказали по телефону, как закончились вчерашние похороны Анатолия Андреевича. На кладбище никто не поехал. Были, кажется, только жена и дочь, Стасик с Леной Смирновой, они оба не работают в “Октябре” уж давно, шофер и бухгалтерша. Все его многолетние сотрудницы блистательно отсутствовали. Вечная, так сказать, память. Я ведь отчетливо понимаю, что были дела и поважнее, надо было решить, кто станет новым главным редактором и какие деньги будут за этим избранником стоять. Самое интересное, что вчерашнее отпевание заказал шофер А. А.!

12 декабря, среда. Опять весь день сидел дома и читал “Книгу цивилизации” Игоря Давиденко и Ярослава Кеслера.

Давиденко и Кеслер — это адепты академика Фоменко, который предлагает другое летоисчисление. Например истории Египта не 3 тыс. лет, а лишь 800. Не веришь в эти резкие перебросы чисел, но когда принимаешься читать эти тексты, связанные с историей материальной культуры, когда датировка связывается с тем, была или не была зубчатая пила и когда появилась стамеска, многое становится на свое место. К своей чести, я тоже все время пытался реально представить, как именно при мускульной силе втаскивались 22-тонные блоки на вершины пирамид и как эти блоки из гранита и диорита отламывались от монолитов. В моем воображении это тоже не получалось. В общем, читаю взахлеб, я не могу сказать, что мир сужается, но время предстает совершенно другим.

Сколько забылось и исчезло уже за жизнь моего поколения! Дима, постоянный смотритель телевизора и наш охранник, только что демобилизовавшийся из армии, уже не может вспомнить, кто такой Синявский! Естественный процесс времени — не хранить, а забывать. И сегодня вечером буду читать и начну перечитывать. Все, что я принес из книг на эти праздники из института домой, так и не открыто.

Прочел мемуары Лени Рифеншталь, которые журнал “Киносценарии” выпустил к ее столетию. Здесь очень интересные разговоры с Гитлером и поразительная сцена, когда Геббельс на официальном просмотре полез под шелковую юбку режиссерши. Я понимаю, что все прошло и кануло, но обращение к этой фигуре как бы приоткрывает дверь в ад. Журнал под видом установления истины и справедливости стремится к “специфическому” — письма Параджанова из зоны и пр.