Владимир очень ждал этой встречи. Он хотел посмотреть Терезе в глаза. Вызвать смущение, еще лучше — неловкость, а в идеале — заставить ее сожалеть. И самое главное, самому понять, почему все так произошло. Может быть, именно этого ему не хватает, чтобы опять жить спокойно, а не назло ей…
Два дня назад в Питере, когда он выходил из ресторана с очередной девушкой, ему померещилась Тереза. Владимир так отчетливо видел ее, наблюдающую за ним из тумана, что ему стало не по себе. Еще больше его огорчила собственная реакция: он обрушил на бедную девушку, с которой познакомился накануне, такую волну нежности и страсти, что бедняжка и правда подумала, что это — любовь с первого взгляда… А он устраивал представление женщине, которой даже не было рядом. Которая ему лишь померещилась.
С этим надо было срочно что-то делать. Эту болезнь надо было лечить. Эту привязанность надо было истреблять. К сожалению, ее не удалось изничтожить с помощью мимолетных, быстротечных связей. Значит, надо придумать что-то еще. Пока он дозрел до мысли, что замечательно было бы довести Терезу до публичного скандала и посмотреть на нее — жалкую, неистово кричащую, в слезах… и на этом успокоиться.
Владимир приехал в Москву на пресс-конференцию, посвященную новому сериалу. Собирался излишне тщательно. Однако прибыл туда раньше времени, чего с ним давненько не происходило. Обычно он входил буквально на двенадцатом ударе часов — в этом был определенный шик.
В дверях Зубов столкнулся со Степой — вот кто всегда появлялся раньше всех, чтобы еще раз все просчитать, предусмотреть, проконтролировать.
— Здравствуй, дорогой мой! — поприветствовал директор по развитию медиахолдинга. — Здравствуй, самый мой дорогой актер!
Степан изучающе, любовно осмотрел Владимира, словно самую дорогую и породистую лошадь своей конюшни.
— И тебе доброго дня, Степа, — бодро поздоровался Зубов.
— Как-то ты необычайно рано, — с подозрением протянуло начальство, которое любило знать привычки и планы своих сотрудников. Не всех, конечно, а тех, в кого были вложены такие неслабые деньги.
— И пробок не попалось, — широко улыбнулся Владимир, — и перед высоким начальством решил прогнуться.
— Вот это правильно! — решил ему поверить Степан. — «Высокое начальство» прогибы любит и ценит… Так что это завсегда полезно. А пойдем-ка, друг Владимир, что-нибудь сожрем! А то я бегал-бегал… и все без обеда. А это, сам понимаешь, не полезно!
Владимир пожал плечами, выразил лицом легкое сочувствие и покорность судьбе.
— Все-таки ты, друг Владимир, крупный план держать умеешь лучше всех, — внимательно посмотрел на него начальник. — И эстетично получается, и мысль транслируешь. Именно ту, которую на данный момент хочешь донести до зрителя. А это замечательно! Так что пошли, будешь мне рассказывать, что там со Сталинградом.
— Наш Сталинград, Степа, наш! — на этот раз искренне улыбнулся Владимир.
— Ну, вот и хорошо. А теперь подробности. Расскажи мне, как ты ощущаешь себя в роли режиссера? Не жалеешь, что в фильме себе никакой роли не оставил?
И пообедать они пообедали, и беседы пробеседовали. Потом к ним присоединился режиссер сериала. Влетела прекрасной бабочкой актриса, исполняющая главную роль. Расцеловалась со всеми, наговорила разом комплиментов всем. Особенно досталось Владимиру. Кажется, коллега решила, что для имиджа им обоим или себе лично для души — кто ее поймет? — будет полезно завести интрижку с партнером по сериалу. Вот она и старалась… Владимир раздумывал и дразнил. Кадры их личной жизни и страстной любви в сериале получались превосходными.
Терезы все не было. Странно, она же никогда не опаздывала. Мысль о том, что придется извиняться за задержку — не переносила, поэтому приходила раньше всех. Владимир забеспокоился — не случилось ли чего. Тут распахнулась дверь, и Тереза проскользнула в зал.
Владимир выдохнул. От разочарования. Не было ни высоченных каблуков, ни распущенных локонами волос, летящих за спиной, ни стремительности, резкости движений. Когда она проходила мимо, он не ощутил легкого аромата горьких трав, всегда ее сопровождавшего… Этого не было. Ничего не было.
Была лишь симпатичная, но какая-то усталая женщина. Ни следа косметики, чуть опухшие веки. Простая белая блузочка, черные брючки. Волосы, стянутые на затылке узлом. Никаких украшений. Туфли на небольшом устойчивом каблуке. Заурядность. Она бы еще кеды натянула…
Владимир почувствовал огромное облегчение: этой женщины он не знал. И не хотел знать. Значит и та, другая, в которую он влюбился весной, всего лишь померещилась ему? Померещилась, чтобы исчезнуть по пути из весны в лето.
Теперь его все устраивало и радовало: и пресс-конференция, и журналисты, и даже партнерша, изо всех сил намекавшая, какой у них страстный роман. Он блестяще отвечал на каверзные вопросы, неотразимо улыбался в ответ на язвительность. Он избавился от болезненного наваждения: ведь женщины, которую он полюбил, попросту не существовало.
И все было хорошо, пока Тереза не стала говорить. Кто-то из журналистов задал прямой вопрос ей, сценаристу.