«Будь что будет!» — решила она, гордо вскинула голову и отправилась к Верхнему дворцу.
По пути ей никто не попался, и она беспрепятственно достигла широких ступеней входной террасы. Вот тут у дверей стоял весьма внушительный караул — целых четверо солдат, и все страсть как вооружённые! Эсна замялась. Поразглядывала каждого из четверых, но так и не смогла понять, кто из них главный и к кому обращаться.
Мысль о том, чтобы поджать хвост и сбежать, стала казаться весьма соблазнительной, но Эсна твёрдо взяла себя в руки, и, глядя ровно между двух пар солдат, решительно произнесла:
— Прошу прощения!
Трое её невозмутимо проигнорировали, а вот четвёртый любезно поклонился и поинтересовался:
— Что угодно госпоже?
Чуть было не впав в ступор, Эсна всё же собрала все силы, и продолжила в прежней решительной манере:
— Я бы хотела посетить грозного владыку!
Говоривший с ней — очевидно, как раз-таки главный среди присутствующих, — снова поклонился и распорядился:
— Ланс, проводи и доложи!
Один из застывших солдат тут же отмер, тоже поклонился и с приветливым:
— Прошу вас, госпожа, — открыл дверь, пропуская её внутрь.
С некоторым внутренним недоумением — что, всё так просто? — она вошла.
Дальше последовал частично знакомый путь — однажды она пробиралась здесь с владыкой на крышу, поэтому кое-что помнила, — но с него они быстро сошли, и вскоре Ланс оставил её на каком-то диванчике, а сам прошёл дальше, чтобы через минуту вернуться и вновь распахнуть перед нею двери.
Замирая от некоторого внутреннего трепета, Эсна вошла.
Покои, которые перед нею открылись, были рабочим кабинетом Грэхарда. Светлые — благодаря большим окнам и белёсым деревянным панелям, которые его обивали. Просторные — здесь явно можно было не только сидеть за столом, но и расхаживать, размышляя. Все устланные мягкими коврами — Грэхард предпочитал при первой возможности скидывать обувь.
Надо признать, что босой, поджавший под себя ногу и улыбающийся владыка выглядел совсем даже не грозным и не страшным — что, впрочем, не слишком-то ободряло Эсну, которая успела насмерть перепугаться собственной дерзостью, и теперь едва держалась на дрожащих ногах.
— Солнечная! Вот так сюрприз! — меж тем, совершенно неприкрыто обрадовался Грэхард и дружелюбно указал ей на ближайший к нему стул.
У неё хватило сил добраться туда и сесть. Это было своевременно, потому что ноги, однозначно, подгибались.
— Что-то случилось? — нахмурился владыка, приняв её молчаливость и подавленность за дурной знак.
— Нет, всё хорошо, — покладисто отозвалась Эсна, мирно складывая руки на коленях и успешно изображая, что пришла сюда просто потому, что ей положено в этот час сидеть конкретно на этом месте исключительно с таким самым видом.
Пронзив её острым взглядом, Грэхард не стал вдаваться в подробности, пожал плечами и вернул своё внимание бумаге, с которой работал, согласившись, тем самым, играть в игру «не обращай внимания, я просто новая деталь интерьера».
На то, чтобы изображать деталь интерьера ей наскучило, ушло четверть часа. Затем без вступлений и переходов она неожиданно заговорила:
— Я думала, мне сюда нельзя.
Он нахмурился, закончил выводить на бумаге ту фразу, на которой она его прервала, затем повернулся, внимательно посмотрел на неё и отметил очевидное:
— Можно, но только я почти наверняка буду чем-то занят.
Эсна не стала расшифровывать, что именно из этого исходного постулата сделала вывод, что ей нельзя его тревожить и отвлекать от дел, и сразу перешла к вопросу, ради которого, собственно, и явилась:
— Я подумала, что, возможно, вы могли бы... ужинать у нас, нет? — сбилась всё же к концу она, сконфузившись.
Он медленно моргнул, обдумывая это предложение, потом уточнил:
— Зачем?
Она закраснелась, разглядывая свои руки, и промолчала.
Он выразительно вздохнул.
Она поддержала тему мучительным вздохом.
Затем всё же изволила расшифровать свою мысль:
— Мы могли бы разговаривать за ужином.
Действительно, разговаривать после ужина у них не очень-то получалось — всё время уходило на постельные утехи — а в другое время, как уже отмечалось, Грэхард бывал изрядно занят.
Надо признать, что до этого момента ему в целом не приходила в голову мысль, что с женой можно и нужно разговаривать. Да и о чём вообще можно разговаривать с женщинами, он, толком-то, и не знал.
— Я попробую, — осторожно пообещал он, оставляя себе лазейку дать задний ход, поскольку ужины и разговоры с женской частью семьи казались ему чем-то весьма сомнительным и утомительным.
Эсна несмело улыбнулась, бросая на него из-под ресниц благодарный взгляд.
Взгляд этот незамедлительно выжег в нём искру.
— Иди-ка сюда, — потребовал он, распахивая руку ей навстречу.
Она послушно встала и подошла; он устроил её у себя на руках, с самым довольным видом вдохнул запах её волос и вернулся к своей бумаге.