— Я правлю почти пятьдесят лет, — продолжил он. — Я был младшим в династии — мой старший брат пробыл у власти четыре года, а второй не усидел и двух лет. Глупый щенок — в голове у него были одни лошади и женщины. Третьего брата убрали даже до того, как он унаследовал власть. До братьев правил отец, он продержался на троне двадцать лет, но и он умер не своей смертью. После меня к власти пришел бы мой двоюродный брат — отпетый интриган и негодяй, на тринадцать лет старше меня. Но нет, решил я, не дождется он этого счастья.
— Как это понимать? — уточнил Маг.
— Нет, не убить его — тогда я еще не думал так, — нехорошо усмехнулся тиран. — Выжить самому, выжить и укрепить государство, навести в нем порядок, чтобы всякие выскочки и не помышляли о власти. До меня власть менялась так часто, что государственные дела были запущены, зато процветали интриги. Отравления были обычны, поэтому я заставил рабов пробовать каждое мое кушанье. Поверишь ли, бог, были времена, когда их умирало по нескольку в месяц. В конце концов мои враги потеряли надежду обойти эти проверки, и рабы перестали умирать. Однако мою еду пробуют до сих пор — каждый день, каждое блюдо.
Он поймал взгляд Мага, устремленный на стоявший на столике кувшин.
— Да, и это тоже. Правители соседних стран узнали, что у нас творится, и, конечно, решили поживиться, воспользоваться чужой слабостью. Мне пришлось вести сразу две войны, но занимался я не столько армией, сколько разоблачением очередных интриг и предательств. За всем нужно было следить самому — мне не на кого было положиться.
— Разве у тебя не было преданных людей? — спросил Маг.
— Сначала были, — подтвердил тиран. — Как по-твоему, бог, что враги делают с друзьями властелина? Они либо подкупают их, либо убивают. Мне не было и тридцати, когда я остался без преданных людей. Себя я еще мог оградить от покушений, но не своих друзей. Одних прикончили сторонники моего родственника, других я был вынужден казнить сам. Тогда я взялся за интриганов всерьез, казнил налево и направо, за любую мелочь, самыми жестокими видами казни, публично, чтобы видели другие. И тогда меня стали бояться.
— Ну зачем же такая жестокость? — поморщился Маг.
— Жестокость?! — Лицо тирана побагровело до свекольно-красного оттенка. — Казни своего лучшего друга за то, что он пытался отравить тебя, — и посмотрим, каким станешь ты, бог!
Он замолчал, его сжатые в кулаки руки затряслись.
— После этого прошло еще сорок лет, — напомнил Маг. — И все это время в твоей стране лились реки крови, люди сотнями умирали от голода и пыток. Нет несчастья, которое заслуживало бы такого мщения.
— Это было не мщение, — дернул головой тиран. — Это была необходимость. Вся страна, все люди были распущены и развращены длительным безвластием. Никто не хотел работать, все воровали, преступники обнаглели. Если я отдал указ рубить руку за малейшее воровство — то не потому, что стране не нужны были эти руки. Да, я ввел суровые наказания за ничтожные проступки, но не столько для того, чтобы покарать виновных, сколько для того, чтобы остановить остальных. И я своего добился. Мои наследники еще поблагодарят меня за это.
— А казнь сотен военнопленных?
— Я не мог оставить их в живых. Государство было слишком истощено войной, поэтому их нельзя было ни освободить, ни оставить рабами внутри страны. Лучше бы ты, бог, оценил, что я все-таки сумел выиграть эту войну. Были дни, когда я сам не верил в победу. Лучше бы ты оценил, что соседи уже пятнадцать лет не воюют с нами.
— Но сам ты — после той победы ты еще не раз ходил на них войной.
— А что мне оставалось делать? — Тиран взглянул на него в упор. — Порабощай — или поработят тебя, предавай — или предадут тебя, убивай — или убьют тебя. Выбирай одно из двух — середины нет. Разве это не ваши, не божеские законы? Я сделал свой выбор давно, когда пришел к власти. И каждый раз, достигая успеха, я благодарил за это вас, богов.
— Нет, это не наши законы. — Маг отрицательно покачал головой. — Это ваши, человеческие законы. Ты стоишь на вершине власти — и ты мог бы изменить их.
— Нет, — возразил тиран. — Если бы я мог, я изменил бы их. Но я не мог. Значит, это ваши законы — человеку не под силу изменить предначертанное богами.
Оба замолчали, думая каждый о своем. Наконец Маг поднял голову. Властитель почувствовал его движение и тоже взглянул на него. В маленьких черных глазках не отражалось ни страха перед божеством, ни мольбы о снисхождении.
— Я ухожу, — сказал Маг. — Я понял, что ты уже несешь свою кару.
Не дожидаясь ответа, он растворился в воздухе. У него было второе поручение, как он надеялся, более приятное. Вознаградить святого.
Это была неглубокая пещера у подножия горы. Естественного происхождения, но доработанная человеческими руками до пригодного к проживанию состояния. На плоском камне у пещеры сидел тощий, нищенски одетый старик, лысая голова которого составляла забавное сочетание с длинной белой бородой, невольно наводя на мысль, что растительность с макушки отшельника в один прекрасный день надумала переселиться на его подбородок.