Смит машинально начал оправдываться. Он хотел объяснить ей, что это не его вина, что он здесь ни при чем, но сразу умолк. Он был замешан в этом не меньше других, а может быть, и больше. Кроме того, Кора была права: теперь все бесполезно. Как она и сказала, все погибло. Ни словами, ни делами помочь нельзя. Он еще раз посмотрел на Кору, совсем раздавленную, окаменевшую в своем горе, и вчерашний виски словно закис в его желудке; он почувствовал мутную, тяжелую тошноту. Внезапно что-то дрогнуло у него в душе, и он впервые понял, насколько страшно то, что было сделано. Все зло, весь вред, постоянно причиняемые безжалостной, бессердечной прессой, казалось, нашли свое воплощение в этой загнанной, измученной женщине, в ее погубленной жизни.
– Откуда у вас эта газета? – спросил он.
– Ее купил Дэвид… мой муж.
– Но где?
Его слова как будто доносились к ней откуда-то издалека, и ее ответ словно преодолевал то же расстояние.
– Каждое утро он гуляет по молу. В киоске… он увидел афишку… их повсюду расклеили… и принес газету домой… – Она конвульсивно содрогнулась. – Этого-то я и старалась не допустить. Я знала, что с ним будет. Я никогда прежде таким не видела его. И он ушел, не сказав мне ни слова.
– Куда он пошел? – спросил Смит.
– Не знаю… ничего не знаю. Я пыталась его остановить, но напрасно. Я больше ничего не могу. Со мной все… Это конец.
Что он мог сказать ей? Ему ничего не приходило в голову. Наконец он пробормотал бессмысленное утешение:
– Все не так мрачно, как вы думаете. Он вернется к вам.
– Нет. – Она медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза, и от звука ее голоса он похолодел. – Ко мне-то? Нет.
Больше он ничего не смог от нее добиться. Ее снова охватило отчаяние, и она перестала отвечать. Смит попытался убедить себя, что, может быть, позже она найдет облегчение в слезах. Он повернулся и вышел из коттеджа.
Он медленно побрел назад к такси, теперь ему незачем было торопиться. Вдали разразилась гроза, и над Элдонскими холмами грохотал гром. Даже и здесь небо было свинцовым, стояла невыносимая духота. Растерянному и потрясенному Смиту почудилось что-то зловещее в этих глухих раскатах, сотрясавших неподвижный воздух, как орудийные залпы. Когда он садился в такси, ему на руку упала одинокая капля дождя, тяжелая и теплая, как кровь.
Он велел шоферу возвращаться в Хедлстон – ничего другого не оставалось. Смит отказался от мысли искать Пейджа. Здесь его не было: он еще ехал в поезде, а может быть, даже и не покинул Лондона. Как бы то ни было, Пейдж уже все знает. Теперь он ни за что не подпишет контракта, ни за что не отдаст «Северный свет». Им с Наем оставалось лишь отказаться от дальнейших бесплодных усилий и уехать. Но не только этим выводом объяснялось охватившее Смита желание немедленно бросить все. Он был напуган тем, что натворили они с Наем, напуган силами, которые они выпустили на свободу. Смит ощутил необычайную слабость и готов был отдать что угодно за стакан виски. Скорее уехать отсюда! Его даже больше не волновало, потеряет он работу или нет. Только бы выбраться из Хедлстона, и как можно быстрее!