Вычисляя звезды

– Со мной он подобного себе не позволял. И ни с одной из женщин моего отряда. Во всяком случае, после того, как я поговорила с папой. – Я пожала плечами. – Все же быть дочерью генерала временами полезно.

Он фыркнул и теперь спокойно снял с себя рубашку.

– Теперь многое стало понятным. – Его спину покрывали многочисленные ссадины и синяки. – Уверен, что все же убедил его в том, что причиной катастрофы была не атомная бомба, но он вопреки моим стараниям теперь полагает, что метеорит был нацелен на нас русскими.

– Они же даже еще планету не покинули.

– Я указал на это. – Он вздохнул. – Хорошая новость заключается в том, что цепочка командования не столь глобально нарушена, как в том поначалу уверял нас полковник Паркер, и из Европы возвращается генерал Эйзенхауэр. Предполагается, он прибудет сюда уже завтра утром.

Я взяла у Натаниэля рубашку и повесила ее на спинку стула.

– Сюда? В Райт-Паттерсон или просто в Америку?

– Именно сюда, поскольку эта – ближайшая к эпицентру взрыва неповрежденная военная база.

Так, видимо, и было, поскольку мы находились чуть более чем в пятистах милях от места падения.

* * *

Утром я впервые узрела, какими мы явим себя в старости.

Натаниэль не смог самостоятельно подняться с постели с первой попытки. Во время землетрясения в него угодили пусть и мелкие, но все же в немалом количестве осколки и обломки, и теперь спина его представляла собой скопище гематом и ушибов, изображения которых отлично проиллюстрировали бы один из медицинских учебников моей мамы, но жизнь живого человека делали невыносимой. Я пребывала в состоянии немногим лучше. Единственный раз, если мне не изменяет память, я чувствовала себя хуже лишь тем злополучным летом, когда слегла с тяжелейшей формой гриппа. Тем не менее я встала и была совершенно уверена, что как только начну активно двигаться, то скоро обрету вполне пристойную форму.

Натаниэлю потребовалось целых две попытки, чтобы принять сидячее положение на краю кровати.

– Тебе необходим отдых, – заявила ему я.

Он покачал головой:

– Никак нельзя. Выйду из игры – и Паркер непременно повлияет на генерала Эйзенхауэра.

Мой глупый муж протянул руки, и я подняла его на ноги. Я немедленно его заверила:

– Генерал Эйзенхауэр, по-моему, не тот человек, повлиять на которого способен идиот.

– Даже гении, случается, совершают идиотские поступки, когда не на шутку напуганы, – возразил мне он.

Знаю я своего мужа. Он из тех, кто будет работать до самой смерти. И это одно из тех качеств, за которые я его и люблю.

Он потянулся за рубашкой и поморщился. Я подала ему банный халат, одолженный нам гостеприимными хозяевами.

– Примешь для начала душ? Глядишь, он тебя взбодрит.

Он кивнул, а затем, позволив мне оказать ему помощь, облачился в халат и зашаркал по коридору.

Я пошла на кухню в надежде отыскать там миссис Линдхольм. Безошибочно узнаваемый аромат жарившегося бекона встретил меня еще до того, как я переступила порог.

Линдхольмы были добрыми людьми, и, если бы не они, спать бы нам в чистом поле. Ну… или, на худой конец, в самолете.

Линдхольмы говорили в кухне, и о беконе я немедленно позабыла.

– …все время думаю о девочках, с которыми в школу ходила. Перл уж точно была в Балтиморе, – голос миссис Линдхольм сорвался.

– Ну вот, а теперь…

– Извини. Я веду себя как дура. Тебе малиновый или клубничный джем?

Я заскочила в кухню, пока обсуждаемая там тема была еще безобидной.

Миссис Линдхольм суетилась у стойки, стоя ко мне спиной, супруг ее сидел за кухонным столом. В правой руке дымилась чашка с кофе, в левой же у него была газета, но он хмуро смотрел поверх ее страниц на свою жену.

Когда я вошла, он огляделся, натянуто улыбаясь, и спросил меня:

– Мы не разбудили вас прошлой ночью?

– Натаниэль разбудил, и то было к лучшему, а иначе бы мне к утру основательно шею свело.

Мы обменялись необходимыми любезностями, а он тем временем подал мне чашку кофе.

Следует ли мне объяснять всю прелесть чашки свежего горячего кофе, полученной вовремя? Густой благоухающий пар, поднимающийся от чашки, окончательно разбудил меня еще до того, как моих губ коснулась первая восхитительно горькая капля.

Я вздохнула и расслабилась на стуле.

– Спасибо.

– Что скажете насчет завтрака? Яйца? Бекон? Тосты? – Миссис Линдхольм достала из буфета тарелку. Ее глаза слегка покраснели. – Есть еще и грейпфрут.

– Яйца и тосты были бы как нельзя кстати. Если, конечно, можно.

Майор Линдхольм сложил газету и отодвинул ее от себя.

– Миртл упомянула, что вы – евреи. Прибыли сюда во время войны?

– Нет, сэр. О… – Я подняла глаза, поняв, что миссис Линдхольм поставила передо мной тарелку с яйцами и тостами. Яйца были поджарены на жиру от бекона. Пахли они просто восхитительно. Черт возьми! Неторопливо намазывая маслом тост, я собралась с мыслями и сообщила: – Моя семья переехала сюда в самом начале восемнадцатого века и поселилась тогда в Чарлстоне.

– Вот как? – Он отхлебнул кофе. – Никогда до войны не встречал еврея.

– Наверняка встречали, да только рога у него были искусно спрятаны, вот вы его и не приметили.

– Ха! – Он хлопнул себя по колену. – Справедливое замечание.