Вычислитель (дилогия)

Прошло три дня. Иванов хромал, но мог самостоятельно передвигаться. Дважды в день он стонал и рычал, опуская ногу в горячую сероводородную воду, а Эрвин следил за тем, чтобы пациент не манкировал процедурами. Опухоль на ноге не уменьшилась, но и не увеличивалась, однако кожа вокруг разреза с каждым днем приобретала все более синюшный оттенок. Иванов пытался бодриться, хотя понимал, наверное, что дело плохо.

Еще лучше это понимал Эрвин. На третий день вечером он сказал:

– Надо идти дальше.

– Первоначальный план? – морщась, спросил Иванов.

– Верно. Сам видишь: лечение сероводородом не панацея. Тебя могут спасти только в хорошей клинике. Ждать здесь бессмысленно. Я не могу просчитать, прилетят за нами от Прая или не прилетят. Слишком много неопределенностей. От Большого Лю, наверное, уже не прилетят. Здесь нет врача и медикаментов, зато есть миазмы от болота. Утешать тебя сказками я не намерен: пройдет неделя, самое большее две, и ты не сможешь двигаться. Выступаем завтра утром.

– А если за нами все-таки прилетят? – спросил Прай.

– Тогда нас найдут не здесь, а где-нибудь в другом месте, только и всего, – сказал Эрвин. – Можешь быть уверен: поисковики получат приказ в лепешку расшибиться, а найти. Само собой, в том случае, если вообще поступит такой приказ… Иначе кто станет искать? Надо идти. Мы ничего не теряем, устанем только.

– У меня ведь не гангрена, нет? – впервые спросил Иванов, и, как ни старался, голос его дрогнул.

– Думаю, нет, – покривил душой Эрвин. – Но будет. Идем ли мы на материк, сидим ли здесь – будет обязательно. Это только вопрос времени, а время у нас пока есть. О ноге не переживай, в крайнем случае тебе сделают отличный биопротез. Нога – это еще не весь ты. До утра подумай, я тебя не тороплю…

В этот день он сумел добыть огонь верчением подсохшей на солнце палочки с лучковым приводом и от пуза накормил Иванова жареной «зайчатиной» да еще закоптил мяса про запас. Старые мокроступы – починены, новые – сплетены, шесты перестали быть просто шестами, а превратились в пики с острейшими обсидиановыми наконечниками, одежда и обувь приведены в относительный порядок, имеется кое-какая полезная мелочь, приготовлены даже сухие щепки на растопку…

Чего ж еще надо?

Только решимости достичь цели во что бы то ни стало. Напарник не имел ее в достаточном количестве.

– А если я не пойду, тогда что? – прямо спросил Иванов.

– Тогда уже не тебе, а мне придется думать, – ответил Эрвин. – Возможно, что-нибудь и надумаю. Не исключено, что пойду один.

– Ну-ну. А дойдешь?

– Попытаюсь.

– Бросишь меня?

– Это ты бросишь меня. У одного на болоте меньше шансов, чем у двоих, ты ведь это и сам уже понял?

– А здесь?

– А здесь, похоже, вообще шансов нет… Ладно, соврал. Они пока есть, но ничтожные. И тают с каждым днем. Здесь комфортнее, но где комфорт, а где жизнь?

Можно было не уговаривать, а силой заставить Иванова идти, и он пошел бы – но как долго длилось бы его послушание? Некоторых людей не столкнуть с убеждения, что они лучше всех знают, как им быть, и личный опыт ничему их не учит, не говоря уже об опыте бывалых людей. Пусть такие фрукты сами дозревают до правильного решения.

Оставив напарника дозревать, Эрвин долго бродил вдоль берега болота. Здесь не было песчаных отмелей, затапливаемых в прилив, и намеков на пляжики – одни скалы и камни. Может быть, Кристи смогла дать знать о себе, сложив на берегу хотя бы пирамидку из камней?

Не было пирамидки. Зато появилось странное ощущение, когда человек не знает, радоваться ему или огорчаться. Кристи, Кристи… Без нее было плохо. А с нею было бы хорошо? Если на секунду предположить, что в человеческих силах переиграть все заново?

Допустим, она тогда дошла бы до острова… Могла бы дойти. То, что произошло, в общем-то случайность. Дошла бы – и что тогда? Бурная радость и блаженство среди относительного изобилия вдвоем с любимым волей-неволей, поскольку единственным, мужчиной?

Да. Поначалу. Потом начались бы ссоры, а далее – тут и считать не надо, без того ясно – на влюбленную пару опустилось бы тоскливое равнодушие. Вне мира людей счастье для двоих кратковременно, и двое сами не поняли бы, когда и почему счастье сменилось отвращением. Наверное, разделились бы, живя на разных концах острова, изредка встречаясь ради совокупления – и опять врозь, и тоска… Тоска поодиночке и тоска вдвоем, просто тоска и тоска с надоевшими приправами. Что подать вам на первое, что на второе и как насчет десерта? Какой вид тоски вы предпочитаете в это время дня?

Тут только один по-настоящему интересный вопрос: кто раньше сошел бы с ума?

Кристи?

Ой, не факт. У женщин есть неожиданные резервы.

Порой они умели удивлять даже его, Эрвина Канна. Удивила мама, внезапно угаснув, когда он уже работал на правительство Новой Бенгалии и жизнь налаживалась. Удивила Кристи, да так, что мурашки по коже. Хотя, наверное, язычник не оставил ей выбора – где ему знать о выборе, моллюску безмозглому…

Нет, так не годится, подумал Эрвин. Мысли о Кристи – долой. Не время.