Выданная замуж насильно

Прокурор не выдержал и стукнул кулаком по столу.

- Месье, повторяю! Не вмешивайте сюда религию! Дайте даме высказаться, иначе вас выведут! В ваших интересах же интересах быть благоразумнее.

- Она спит с ножом!

Верно, но прокурор не поверил ему; к тому же Муса перебил меня уже в третий раз.

- Вон из зала, месье! Живо!

Он демонстративно вышел и сел у самой двери, чтобы иметь возможность подслушивать.

- Нет, не туда! В заднюю комнату! Офицер, проследите, пожалуйста, за господином.

Теперь Муса уже не был таким уверенным в себе, он, наверное, чувствовал себя униженным. Вид на жительство во Франции не помог ему понять саму идею республиканского государства. В его глазах мужчина всегда был прав, а женщина не считалась равной ему перед законом.

Я рассказала все подробно. Некоторое время прокурор разглядывал меня.

- Я вынужден передать ваше дело в суд.

- Может, это слишком. Я просто хотела, чтобы он понял: во Франции свои законы и им нужно подчиняться.

Мусу снова позвали в зал. Он посмотрел на меня.

- Вас это устроит? - спросил у меня прокурор с выражением. - Мы так и поступим.

Муса не мог вынести таких слов. Это был удар ниже пояса. Я могла говорить, меня слушали, и в какой-то мере именно я выносила ему приговор.

- За проявление насилия в семье вы приговорены к условному сроку - один год. Посмотрите на меня, месье! Предупреждаю вас: если с мадам что-нибудь случится, если тронете хоть один волос на ее голове, вам придется иметь дело со мной!

Он приехал в суд на машине, а я пришла пешком - у меня хватило глупости вернуть ему автомобиль. Я не смогла удержаться и крикнула ему:

- Эй, Муса, можешь подбросить меня домой. Нам все равно в одно место.

- Да пошла ты!

- Пожалуйста! Ты женился на мне из-за документов - и получил их. Так почему теперь ты не провалишь и не дашь мне отдохнуть?

Я думала, он сбежит к маме или найдет себе другое жилье, но этого не произошло. Четыре месяца он работал на полставки, и его график не совпадал с моим, так что меня, наконец, оставили в покое. Почти все время мы виделись лишь мимоходом.

Я подала прошение на содержание, и он не знал об этом. Письмо из магистрата обязало декларировать свои доходы, чтобы понять, какой налог он должен платить за семейные издержки. Он расплакался. Платить за жизнь во Франции, платить за сына - это раньше не приходило ему в голову.

Одним вечером я чуть не пострадала. Не помню, с чего все началось, но он припер меня к стене и уже поднял кулак. Я смело смотрела ему в глаза.

- Муса, год условно, помнишь? Я только этого и жду, так что вперед!

Он отпустил меня, но тот факт, что он не мог ударить жену, когда ему хотелось, взбесил его.

- Как я устал от этой бабы! Я не хочу, чтобы мой сын рос без отца и матери!

Он врезал себе по лицу с такой силой, что щека распухла; смотреть на это не было сил. Муса вел себя как безумный; я запаниковала и попросила его успокоиться. Он не слышал, бился головой о стену, катался по полу, а потом повторял все сначала. Я не могла привести его в чувство - пришлось позвать на помощь соседей, а затем вызвать "скорую". Одна моя соседка работала в больнице, и она никогда прежде не видела подобного приступа.

Муса был в совершенном бреду. Его лицо было разбито и залито кровью, а он все бросался на стену, раздирал себе грудь и рвал на себе одежду. Он мог бы запросто убить меня - я по-настоящему боялась его тогда. Мой муж явно страдал каким-то психическим расстройством. "Скорая помощь" отказалась приехать, когда там поняли, что человек в припадке безумия. Пришлось вызывать полицию и звонить одному врачу. Ему сделали два укола валиума, чтобы он утих, после чего переправили в больницу.

В который раз у меня случился приступ тетании. Я чувствовала свою вину; я зашла слишком далеко. Хотя врач сказал, что Муса мог в таком состоянии убить меня и что это довольно частая реакция на семейную сцену, я все равно продолжала винить себя. Я должна была позволить ему оскорбить меня и промолчать в ответ? Но как может человек молчать всегда?

Оставшись одна, я прокручивала все снова и снова. Ты ни в чем не виновата. Тебе просто пришлось защищаться доступными средствами. Какой у тебя был выбор? Пустить в ход нож и убить его? Я не убийца. Или сбежать с ребенком - но куда? Если бы я пришла в дом отца, он сказал бы мне не заводить дело и не разводиться. Так куда же еще? Неужели я должна остаться в общаге для избиваемых жен в какой-нибудь глуши? С кроватью, ребенком и чемоданом. А что с работой? И квартирой? Позволить мужу жить там, в мире и спокойствии, пока я с ребенком буду ютиться в комнате, перебиваясь на хлебе и воде? Или так, или вернуться к родителям. Вернуться, после того что я сделала для освобождения из этой западни? Слышать непрекращающееся: "Он откажется от тебя! Мы так и знали, он откажется от тебя! Ты куда? С кем? Когда вернешься? Ты курила?"