Выданная замуж насильно

Все деревня вознегодовала, когда обнаружилось, что прекраснейшую из девушек отдают какому-то чужаку. Люди готовы были убить моего отца, но тут вмешался его будущий тесть, авторитет которого, к счастью, привел к мировой. Он публично заявил местным возмущенным Казанковым:

- От него ничего не зависит. Это было мое решение! Он хотел ее - таков ее удел. Она моя дочь, и я отдам ее тому, кому пожелаю. Если кто-то из вас захочет прийти на свадьбу - приходите; если же нет - признайте свое поражение.

Пока этот мезальянс грозил обернуться гражданской войной в арабской деревушке, такие же бои кипели на берберской стороне. Будущая свекровь моей матери зашла довольно далеко, чтобы не дать браку состояться. Она даже заплатила кому- то, чтобы тот поухаживал за невестой в отсутствие моего отца, тем самым скомпрометировав ее. Попытка провалилась.

Уже после празднования свадьбы мужчины из арабской деревни даже послали к новобрачной шпиона, ее собственного младшего брата, с таким сообщением: "Если ты оставишь бербера и выйдешь за такого-то, он купит тебе все, что только пожелаешь. Он шлет тебе этот серебряный пояс".

К счастью, новобрачные уже переехали в другую деревню. Мать, как мне кажется, просто приучила себя любить моего отца. Будучи подростком, я никак не могла понять, как могла она быть счастлива с ним.

Отец мой никогда особенно не распространялся по поводу своего прошлого. Все, что я знаю о его детстве, открылось мне слишком поздно для того, чтобы хоть как-то помочь понять его поступки. Сам он никогда не получал той любви, которой я требовала от него, как должного. Его отец умер, когда ему было всего несколько месяцев от роду, мать его бросила, и воспитала отца женщина, которая превратила его жизнь в пытку. Старшего брата, который был ответственным за него, к сожалению, почти никогда не было рядом. Отец самозабвенно вгрызался в гранит науки, но по вечерам, когда он собирался заниматься, она выключала свет со словами: "В этом доме не ты оплачиваешь счета за свет!" И он сидел при свете свечей. Отец не любил рассказывать об этом времени в своей жизни, но говорил нам ещё в детстве, что эта женщина заставляла его спать в какой-то каморке. Его брат, единственный человек, способный тогда прийти к нему на помощь, был далеко. Так мальчик выучил суровые уроки неласкового детства и, став отцом сам, начал, в свою очередь, требовать беспрекословного подчинения. Через одного из своих родственников он нашел работу и обрел пристанище во Франции. Думаю, ему непросто было покидать пост государственного служащего. Здесь ему пришлось поступить рабочим на завод, однако так он мог обеспечить всем нам лучшую жизнь, нежели в родной стране.

Если бы родители раньше рассказали мне о своей прежней жизни, я могла бы лучше понять их нынешних, но, к сожалению, и тогда это вряд ли сказалось бы на моем будущем. Я волокла на себе бремя двух разных культур, каждая из которых защищала традицию подчинения женщины. Мое знакомство с родиной отца и матери происходило только во время каникул, под жарким летним солнцем. Я люблю Марокко. Я не поворачиваюсь спиной к своим корням. Я верующая. У меня никогда и в мыслях не было заигрывать с мальчиками - они меня даже не интересовали, - но мне лишь хотелось, чтобы это решала я, а не они. Я слышала немало рассказов о договорных браках, но рассказы эти никоим образом не затрагивали меня. Я жила не в далекой горной деревне и не испытывала особого желания прислуживать мужчине. Для меня было совершенно очевидно, что братья могут накрыть на стол и убрать за собой ничуть не хуже, чем я, могут что-нибудь делать сами, а не слоняться по дому, обвиняя меня во всех грехах, стоит сделать им малейшее замечание. Не все они были жестоки и агрессивны - некоторые вели себя мягче других, - но меня всегда подавляли, потому что отец был неизменно на их стороне. Он поощрял этот мужской шовинизм, вместо того чтобы отсечь его и адаптироваться к новой культуре. Среди моих друзей было несколько парней родом из Северной Африки, и далеко не все они вели себя подобным образом. Да и не каждый отец походил на моего: не все избивали своих дочерей.

И все же, несмотря на мое бунтарство, на отказы подчиняться, так называемым правилам, у меня не было иного выхода, кроме как мириться с этим или обходить острые углы, чувствуя себя преступницей. И я была не единственная такая.

Моя лучшая подруга Сурия была настоящей красавицей, и, как ни удивительно, ей всегда удавалось выглядеть одетой как с иголочки, по ее выражению. Она изворачивалась, как могла и врала, чтобы получить возможность жить по-своему. Сурия прятала одежду, красилась на лестничной клетке и смывала макияж, перед тем как вернуться домой, устраивала хитрые

свидания со своим бойфрендом, о котором не знали ни ее братья, ни соседи, и по непонятным причинам имела дурную репутацию.