ГЛАВА XXIII
Если была жизнь счастливѣе той, которую мы вели въ лѣсной мѣстности въ продолженіе двухъ или трехъ недѣль, то это была жизнь, про которую мнѣ не случалось читать или лично испытать. Мы не видали человѣческаго образа въ теченіе этого времени, не слыхали никакихъ звуковъ, кромѣ шума вѣтра и волнъ, шелеста сосны и изрѣдка раскатовъ отдаленной грозы или грохота паденія лавины. Лѣсъ вокругъ насъ былъ частый и прохладный, небо надъ нами было чисто и безоблачно, солнце сіяло ярко, широкое озеро передъ нами было то гладко и спокойно, то волнисто, темно и бурливо, смотря по настроенію природы, и окружающія горы, покрытыя лѣсами, съ кое-гдѣ встрѣчающимися земляными обвалами, пещерами и долинами, на вершинахъ своихъ блестѣли снѣгомъ и составляли прекрасную раму для общей картины. Видъ повсюду былъ очаровательный и волшебный; глаза ни днемъ, ни ночью, ни въ тихую, ни въ бурную погоду, не уставали имъ любоваться — и любовались бы постоянно, если бы не нуждались въ отдохновеніи.
Мы спали на пескѣ, на самомъ берегу озера, между двумя глыбами, защищающими насъ отъ ночного вѣтра. Намъ не надо было никакихъ наркотическихъ средствъ для усыпленія. Съ первыми лучами восходящаго солнца мы были всегда на ногахъ и, чтобы умѣрить избытокъ нашихъ силъ, мы предавались физическимъ упражненіемъ, т. е. Джонни предавался, а я держалъ его шляпу. Послѣ завтрака, покуривая спокойно трубку, мы смотрѣли, какъ солнце поднималось изъ-за вершинъ горъ, набрасывая тѣнь на скалы и постепенно лучами своими освѣщало лѣсъ. Мы слѣдили, какъ яснѣе и яснѣе во всѣхъ подробностяхъ отражалась на гладкой поверхности озера просыпающаяся природа. И потомъ къ «дѣлу». Другими словами, мы сѣли въ лодку и пустили ее по вѣтру.
Мы были на сѣверномъ берегу озера. Тутъ отражающіяся въ водѣ скалы кажутся то сѣрыми, то бѣлыми, что зависитъ отъ дивной прозрачности воды, которая придаетъ этой части озера большую привлекательность. Мы обыкновенно отталкивали нашу лодку приблизительно на сто ярдовъ отъ берега и, бросивъ весла, сами ложились на дно, на припекѣ солнца, оставляя ее плыть часами по направленію вѣтра. Мы рѣдко разговаривали: это могло только прервать блаженный покой и мѣшать нашимъ грезамъ, навѣяннымъ прелестной тишиною и пріятною праздностью. Весь берегъ вдоль былъ изрѣзанъ глубокими заливами и бухтами съ узкими песчаными берегами; и гдѣ песокъ кончался, тамъ, прямо вверхъ, въ воздушное пространство поднимались крутые склоны горъ, поднимались, какъ громадныя стѣны, чуть-чуть наклонно, и поросшія густымъ лѣсомъ высокихъ сосенъ.
Такъ необыкновенно прозрачна была вода, что, гдѣ глубина ея была двадцать или тридцать футовъ, дно было такъ ясно видно, что лодка, казалось, плыла по воздуху! Да, даже тамъ, гдѣ глубина была восемьдесятъ футовъ. Маленькіе камешки виднѣлись отчетливо, каждое пятнышко форели и каждая песчинка не пропадала отъ глазъ. Часто, лежа въ лодкѣ, внизъ лицомъ надъ водою, любуешься отражающейся природою и вдругъ видишь, какъ каменная глыба, величиною въ сельскую церковь, какъ бы поднимаясь со дна, быстро стремилась къ поверхности воды и, подвигаясь, грозила уже тронуть наши лица, тогда невольно схватывали мы весло, желая этимъ отстранить кажущуюся опасность. Но лодка продолжала плыть, а глыба спускалась снова, и тогда мы могли замѣтить, что когда мы были какъ разъ надъ нею, то и тогда она была на двадцать или на тридцать футовъ ниже поверхности. Внизу, сквозь эту свѣтлую глубину, вода была не только прозрачна, но блестяще и ослѣпительно прозрачна. Всѣ предметы, видимые сквозь нее, были живы, свѣтлы и ясны, не только очертаніями, но и малѣйшими подробностями своими, и которыя ускользали, видѣнныя сквозь такой же объемъ атмосферы. Такъ воздушно и пусто казалось водяное пространство подъ нами и такъ сильно было воображеніе, что плывешь высоко надъ пустотою, что прозвали эти экскурсіи «путешествіями на воздушномъ шарѣ».
Мы много удили, но не вылавливали и одной рыбы въ недѣлю. Мы видѣли форели, весело плавающими въ пустотѣ подъ нами или спящими въ массѣ, на днѣ, но они почему-то не шли на удочку, вѣроятно, сквозь воду видѣли лесу. Мы часто намѣчали форель, какая намъ хотѣлась, и осторожно спускали въ глубину, въ восемьдесятъ футовъ, къ самому носу ея приманку, но рыба только стряхивала ее съ носа съ видимой досадой и мѣняла свое положеніе.