Именно Ивану Васильевичу и выпало оформить выход на волю Сани Костюкова — пацаненка вертлявого, залетевшего в изолятор по квартирной краже, да соскочившего с крючка дуриком. Саня освобождению простодушно радовался, а радостью не побрезговал и с Иваном Васильевичем поделиться:
— Все, дед, свобода! Сегодня — пью, завтра — по бабам, а потом — в Ялту. Или в Сочи… Гульну там…
— Это ж на какие деньги-то? — ворчливо поинтересовался Рыжиков, а про себя подумал: «Да, плохо оперки работать стали, раньше-то — поди попробуй „откинуться“ через трое суток, если тебя прямо на хате взяли… А теперь… Демократия — так чего ж не воровать-то… Вот и этот щегол — ишь, как радуется…»
Глянул Иван Васильевич в свою тетрадку и припомнил, что просил его звонить по поводу всех освобождающихся один оперок из пятнадцатого отдела — Вадик Резаков, кучерявый такой, чисто как Анжела Дэвис…
В РУОПе-то — известное дело, свои темы, свои секреты… Не иначе, «дорогу» хотят кому-то из изолятора перекрыть. Рыжиков за тридцать лет работы навидался столько всяких разных тем и комбинаций, что уже ничему не удивлялся. Знал Иван Васильевич, что именно таких, как вот этот придурковатый Санек, могут гораздо более серьезные люди в своих интересах использовать.
Пригляделся Рыжиков к огольцу повнимательнее и даже усмехнулся внутренне — точно ведь, тащит пацаненок что-то, «конем» работает, ишь как в полу куртешки своей вцепился…
Иван Васильевич, не торопясь, охлопал Костюкова — вроде как лениво и формально ошмонал, а на самом-то деле — ущупал старший прапорщик клочок бумаги за подкладкой куртки пацана. Впрочем, извлекать спрятанную «малявку» Рыжиков не стал — вернулся к столу, начал перебирать какие-то листки, а потом огорошил Саню:
— Ты погоди радоваться-то. Костюков твоя фамилия? Ну, вот. Подъедут сейчас из розыска, опознавать будут…
— Ты че, дед?! — опешил Костюков. — Да мне ж на волю пора! Какое, блин, опознание, а?
— Пора, пора… — ворчливо откликнулся Рыжиков. — Сталина на вас нет, на засранцев… А про опознание — я не знаю. Говорят, похож ты на одного, который неделю назад бабеху одну ссильничал…
Саня даже задохнулся от негодования, но Рыжиков не стал обращать на его вопли никакого внимания. Через полчаса примерно в дежурку прибежал взмыленный Резаков — он пошептался о чем-то с Иваном Васильевичем, а затем вконец обалделого Саню переодели в чей-то пиджак, нацепили зачем-то очки на нос и куда-то повели, потом он долго сидел в неуютной пустой комнате, куда позже привели еще четырех парней — и всех их оглядела какая-то коза-посекуха, сказавшая в результате:
— Нет, среди этих людей его нет…
— Конечно, нет, — радостно бормотал Саня, когда его вели обратно в «дежурку». — Вот люди… Лишь бы подлянку какую сделать, хоть и напоследок…
Костюков, конечно, даже не подумал, что весь спектакль с «опознанием» был разыгран только для того, чтобы Вадим Резаков смог ознакомиться с содержанием записки Антибиотика, а потом положить ее обратно.
И играли спектакль до тех пор, пока Кудасов, «регулировавший» вопрос с контролированием Костюкова, не позвонил Вадику в ИВС и не дал «отмашку»:
— Все, Вадим Романыч, запускай нашего Берлагу…[40]
Саня, выйдя из изолятора «на свободу с чистой совестью», повел себя грамотно — он оглядывался и озирался, проверяя, нет ли за ним «хвоста». И немало позабавил этим «наружку». Саня, видимо, имел представление о «наружном наблюдении» только по кинобоевикам — а потому с чистой душой отправился он на Литовский проспект, где посетил Валентина Ивановича Григорьева — скромного бухгалтера АОЗТ «Русское поле», которого лишь очень немногие люди знали как Иваныча, человека, лично приближенного к самому Антибиотику.
Иваныч, получив «маляву» от «брошенного в застенок» босса, сильно встревожился, начал звонить куда-то в Новгородскую область… Разговор, когда бухгалтер дозвонился, вышел совсем коротким, Григорьев занервничал еще больше и через некоторое время вышел из офиса, сел в свою скромную «шестерку» и куда-то поехал.
Дальнейший контроль показал, что ехать Иваныч, судя по всему, собрался именно туда, куда и звонил — то есть в глухую деревеньку, расположенную на границе между Ленинградской и Новгородской областями…
Кудасов, которому доложили, как развивается ситуация, принял решение: контроль продолжить и усилить на случай непредвиденных ситуаций группу поддержки.
Таким образом, за «шестеркой» Иваныча по шоссе вскоре двигался (на приличном расстоянии, конечно) целый караван машин, державших между собой хорошую дистанцию — Никита отправил на «усиление» чуть ли не половину своего отдела, а потом не выдержал и сорвался с «базы» сам…
Выскочив из Большого дома, Кудасов подбежал к вишневой «девятке», ожидавшей его на Шпалерной улице, и скомандовал водителю пятнадцатого отдела Алексею Семенову:
— Гони, Леша… Гони к выезду из города на Новгород.