Выдумщик (Сочинитель-2)

Геннадий Петрович, видимо, соображал уже совсем плохо, но магически-ключевое слово «выпьем» свою роль сыграло — минут через пять напряженных уговоров ворота гаража все-таки распахнулись… На Аркадия Сергеевича пахнуло таким сортирным смрадом, что он даже покачнулся — из каменных хором для ващановской «бээмвушки» несло мочой, блевотиной и густым, как студень, перегарным запахом.

Сам хозяин предстал перед Назаровым в крайне экзотическом виде — его трудно было узнать: костюм Геннадия Петровича (тот самый, в котором он приезжал на встречу 27 апреля) превратился в засаленную, смятую и опаскуженную робу — а чему тут было удивляться, если Ващанов не снимал его пять суток? Щеки отставного полковника покрылись сизой щетиной, знаменитый чубчик свалялся в какой-то панковский кок, глаза заплыли и превратились в слезящиеся щелки, в уголке рта прилип фрагмент того, что Геннадий Петрович периодически изрыгал из усталого организма… Этот достойный внешний вид дополнялся кокетливо расстегнутой ширинкой, из которой выглядывал уголок некогда голубой рубашки, и отсутствием ботинка на правой ноге…

Ващанов покачнулся, держась за створку ворот, и, мученически вглядываясь куда-то за плечо Назарова, просипел:

— Чего? М-м-м? Зачем, на хер?…

Аркадий Сергеевич даже оглянулся — но за его спиной никого не было, просто Геннадий Петрович не смог сфокусировать взгляд на госте.

— Господи ты Боже мой, Гена!… — Назаров в полном обалдении сначала отшатнулся, но потом быстро втолкнул Ващанова в гараж, вошел сам и закрыл за собой дверь — закрыл и тотчас же пожалел об этом, потому что запахи в замкнутом пространстве многократно усилились.

Внутри гаража горел неяркий свет, падавший на криво поставленную «бээмвушку» с поцарапанным крылом — видимо, загонял внутрь ее хозяин с нескольких попыток. За автомобилем виднелась приоткрытая дверь в стене — Назаров догадался, что там и находился личный «кабинетик» Геннадия Петровича — оттуда по-прежнему доносились ритмичные женские вздохи…

Назаров недоуменно потряс головой:

— Гена… Гена, сконцентрируйся! Ты один?

Ващанов неопределенно покрутил правой кистью, привалился к стене и сочно рыгнул.

— Ну, урод!…

Аркадий Сергеевич, чувствуя, как закипает в нем злость, ухватил отставного полковника за шкирку и поволок к «кабинету», не обращая внимания на вялое сопротивление.

«Кабинет» выглядел под стать хозяину — на полу, словно на палубе пиратской шхуны, в живописном беспорядке валялись пустые и полупустые бутылки, остатки еды и непонятно откуда взявшаяся подзорная труба. Небольшой диван был чем-то залит, гостевое кресло — перевернуто набок. Живых душ не наблюдалось, а женские вздохи объяснялись просто: на столике у стены стояла маленькая цветная «двойка», в которой крутилась кассета с жизнерадостной немецкой порнухой — там два здоровенных негра как раз одновременно овладели довольно взвизгнувшей блондинкой и хором заявили:

— О-ля-ля! Дас ист гут, дас ист фантастиш!

Назаров швырнул Геннадия Петровича на диванчик и выключил телевизор. Ващанов что-то протестующе замычал, но Аркадий Сергеевич тут же отвесил ему пощечину:

— Очухивайся, скотина! Ты с чего запил?… Гена! Ты меня слышишь?! Когда ты начал бухать? Ты делал что-нибудь с грузом? Мерзота ты паскудная… Гена! Контейнеры с «Абсолютом»… Ты забирал их?!

В душе у Назарова еще теплилась сумасшедшая надежда, что, может быть, это все-таки Ващанов сумел провернуть всю операцию, а потом, на радостях, так сказать, решил расслабиться…

При слове «Абсолют», Ващанов кивнул и предпринял попытку заглянуть куда-то за диван, но Аркадий Сергеевич не дал ему этого сделать — майор схватил Геннадия Петровича за грудки и начал трясти так, что голова страдальца безвольно закачалась в разные стороны:

— Гена!… Сволочь какая! Трезвей, уебок, очухивайся!

Возвратиться на грешную землю из своего далекого алкогольного «астрала» Ващанов упорно не желал, тогда Назаров, преодолевая брезгливость, приступил к операции по очистке организма Геннадия Петровича — пометавшись по гаражу, Аркадий Петрович обнаружил канистру с водой и начал поливать ею бывшего «руоповца». Водные процедуры майор перемежал пощечинами и надавливанием пальцами на заплывшие глазки экс-полковника:

— Трезвей, сволочь, трезвей!…

Справедливо говорят, что терпение и труд в конце концов все перетрут — минут через сорок интенсивной «терапии» Геннадий Петрович начал что-то соображать. Он узнал Назарова и удивленно поинтересовался:

— С-С-Сергеич?! А ты откуда?

— От верблюда! — зло ответил ему Назаров и в изнеможении опустился в «гостевое» кресло, поставив его предварительно на ножки. — Очухался?

— П-почти, — честно ответил Ващанов и тут же начал деловито оглядываться.

Заметив на полу у стенки недопитую бутылку красного вина, Геннадий Петрович дернулся было к ней, чтобы снова уйти в мир сладких грез, но Назаров среагировал раньше — он пнул бывшего «руоповца» ногой в животик, вернув тело в первоначальное положение.

— Т-ты что, Сер… ик… геич?

Майор встал и наклонился к Ващанову: