Выездной!

В коридоре ни звука, еще раз нажал кнопку, прислушался, показалось, в квартире посторонние шорохи, обдало жаром, как недавно в кабинете Филина. Приложил ухо к замочной скважине. Сверху с тонкомордой афганкой вышагивал величавый мужчина лет шестидесяти, Игорь Иванович с ним всегда предупредительно раскланивался, не решаясь игнорировать наставления Натальи: важный, мол, тип, говорят что... тут сыпались предположения одно невероятней другого и лишь месяц назад выяснилось, что афганку выгуливает начальник райпищеторга. На приветствие важный человек не ответил, впился подозрительно, потянул поводок на себя, собака глухо зарычала.

- Что вам, товарищ? - Начальник райпищеторга прижался к перилам и беспомощно шарил глазами.

- Да я... да вы не узнали меня, - пролепетал Шпындро, ругая себя за маскарад, устроенный по случаю поездки за город, пришлось заехать в раздевалку бассейна в центре, там переодеться, там и машину оставить благо рядом с домом, а уж на обратном пути решил двинуть прямиком к ночлегу. Немудрено, что вальяжный колбасно-консервный полководец не признал соседа по дому, тем более насторожило, как тот склонился к замочной скважине, небось глаза, стертые об накладные, уж потеряли остроту, не различают, что перед ним тот самый вежливый средних лет мужчина с женой-красоткой, впрочем таких в этом доме немало, их будто по парам разбили давным-давно, научили одинаково говорить, одинаково одеваться, одинаково жить, одинаково думать, но одинаковость эта была по их мнению самой высокой пробы, одинаковостью избранных.

Наконец начальник райпищеторга прозрел - опознал лжевзломщика, расплылся с облегчением, Шпындро злорадно подумал, что также меняется выражение лица этого человека во время якобы случайных ревизий, о которых тот оповещен заранее; когда даже намек на опасность оказывается позади, тогда и снисходит благостное расслабление и лицо расцветает с весенней яростью.

- Это вы! - Голос густой, раскатистый, мягко обволакивающий, взгляд шелковый, ласкающий, наверное, именно с таким взглядом подписывает бумаги на дефицит, а может как раз наоборот, с зверским пламенем в очах расщедривается на росчерк: мол, учти, имярек, не забудь, магазинщик, за тобой должок, не то посажу на соль и спички, покрутишься. Хорошо таких не посылают за границу, мелькнуло у Шпындро, слишком алчен, нельзя, чтоб такие нас представляли, возникнет неверное впечатление; все ж разница велика меж мной и такими - что Колодец, что этот - эти ворюги, очевидный факт, а я... тут заворочалось сомнение, а вдруг этот именно человек ни разу не взял, вдруг ни пятнышка на нем, а Шпындро так его грязью заляпал; лучше не лезть в чужие дела, попадется - значит выездной прав, а нет значит честнейший человек, хотя точит сомнение: откуда все? Ну, это от зависти! И про Шпындро недоброжелатель может поинтересоваться: откуда все? Это ж не значит, что он вор. Не зевает - это верно, но и не вор, этакое промежуточное состояние, не совсем честный, но и не бесчестный, Наталья в оценках резче. Ее цинизм подкупал, не оставлял пути к отступлению: "Запомни, нельзя быть немножечко беременной. Или - или!" Муж не соглашался, не нравился ему этот экстремизм, к чему он? зачем забывать о полутонах?.. Взять хотя бы умственные способности: бывают дураки, бывают не умные (но уже не дураки), бывают не глупые и, наконец, умные; так отчего же делить мир только на честных и воров, и Шпындро ввел собственную шкалу, щадящую: бесчестный (это вроде - дурак), не чист на руку, не совсем честный, почти честный и, наконец, честный. Себя Шпындро причислял к почти честным безо всякого изъяна. Вероятнее всего обо всем этом Шпын не думал, не то чтоб был не в состоянии, отчего же? голова у него работала, да и зачем все это, уводит от жизни, портит настроение; а о тебе все равно судят не по тонкостям души, а по толщине бумажника, хотя все делают вид, что поступают как раз наоборот.

Начальник райпищеторга проплыл вниз, обдав дорогим одеколоном, таким же, что и Колодец час назад: людей, от которых дурно пахнет становится меньше - это в прямом смысле, в переносном сложнее... Шпындро похвалил себя за невольный каламбур, подумал, что завтра перескажет Кругову, тот оценит.

Наконец открылась дверь. Наталья в ручной росписи кимоно, с полотенцем, чалмой намотанной на волосах, не поинтересовалась будет ли ужинать, устал ли, где пропадал... и так все ясно - по маскарадному костюму - с промысла, Наталья пропустила мужа к вешалке, строго уточнила:

- Сколько?

Шпындро назвал цифру, выкроив себе четвертной.

- Отлично... диван на кухне сменим на угловой. Жеребцов звонил, привезли финские, отпад, цвет как раз наш, под старое дерево...

Шпындро стянул ботинки, оглядел стены коридора: картины, фарфор на резных тумбах, ни пылинки, Наталья чистюля.

- Есть будешь?

Кивнул, поправил эмалевый медальон на стене, взял курс к ванной.

- Отоварилась рыбным заказом. Балык открыть?