Выездной!

На коленях посреди площади изваяниями застыли двое: Настурция Робертовна Притыка и Стручок, прижимающий к груди неизменный кепарь, меж ними лежал облитый квасом Филин, боясь открыть глаза, считая, что он упился вдрызг и - самое страшное - не помнит, где и с кем. Женщина, склонившаяся над ним с пухлогубым, напомаженным ртом, доходяга с кепкой и приплясывающий по кругу кордебалет торговок с пучками зелени вместо вееров не оставляли сомнений, что Филин принял крупно, но помнились только малосольные огурцы, возлияние же выпадало из памяти напрочь и только видения полуживой старухи и угла с иконами и бутылей с водой, что звякали в сумке у ног Филина в машине, перед тем как он оказался распластанным на пыльной площади, несмело намекали на истоки происходящего; Филин боялся открыть глаза еще и потому, что, когда струи кваса достигли трусов и смочили промежность, он с ужасом подумал о худшем: неужели на глазах у всех? С мокрыми штанами? Он слышал, что такое случается с пьяными до беспамятства, но чтоб с ним... Старуха - ведьма замаскированная! - видно вместо святой воды умудрилась налить в пустые бутылки водку и колдовство ее оказалось как раз в том, что пилась водка, как вода, но валила с ног, подобно неразбавленному спирту.

От Алилуйки донеслось тарахтение мотоциклетных моторов. Конец, пронеслось под мокрыми от кваса сединами: худшего и представить не мог, посреди площади, с мокрыми штанами, на глазах у всего честного народа, да еще и с оголенной грудью; он, не открывая глаз, на ощупь погладил себя по вздымающемуся горой животу и замер, не находя рубашки.

- Жив! - Приговор укропных и петрушечных не подлежал обжалованию.

Двое милиционеров - один лейтенант - соскочили с мотоцикла, станционный постовой почтительно отступил в сторону. Молодцеватый, перетянутый портупеей, офицер с усиками в белых перчатках сразу вцепился в шофера грузовика. Шпындро так и не вылезал из машины. Шофер грузовика с тоской взирал на бронзового пионера Гришу и старался объяснить, что не нарочно и, пытаясь спасти вот граждан на легковушке (он уже предусмотрительно отказался от товарищей и перешел на граждан), отвернул, не успел тормознуть и чуть не уронил Гришу наземь, счастье, что только галстук отколупнулся, но это не беда... шофер уныло бубнил про бустилат и другие чудо-клеи, как раз для гипса, и с его слов выходило, что галстук у Гриши окажется после ремонта лучше прежнего и сам Гиша только выиграет вместе со всеми горожанами от, на первый взгляд, неудачного наезда.

Усики милиционера подрагивали в такт словам шофера; представитель власти не верил ни единому доводу злоумышленника. Постовой, на всякий пожарный, бочком откатился от покореженного Гриши: постовой недавно стал папой и понимал, что Гриша может, разваливаясь, внезапно осиротить дитя, и тогда уже никакой бустилат не поможет.

Чин с усиками дело знал, не прерывал шофера и само молчание чина нагоняло страху больше, чем любые угрозы. Чин протянул руку, и шофер покорно вложил свои документы.

- Бузников... Андрей Лукич. - Чин глянул жалостливо на бронзового Гришу, будто на брата меньшого, жестоко избитого хулиганами. - Бузников, вы понимаете, что натворили? - Взгляд на Гришу, на обгрызанный галстук, на трещину, опоясавшую гипсовую шею ниткой тонкого жемчуга.

Бузников молчал. Чин с усиками обвел присутствующих бесстрастным взором, остановился на Филине. Квас действительно предательски намочил штаны и в сочетании с татуировками на груди и напрасно приблизившимся Стручком, будто потерявшим дружка, зрелище выходило неприглядное.

Чин спрятал документы Бузникова и снова воззрился на пионера Гришу.

- Это акция, Бузников! - Усы чина дергались вслед движению губ и оттого слово акция припахивало костром. - Акция, Бузников, - размеренно повторил чин и по рядам торговок зеленью легким ветерком зашелестело: акция...

- Пили, Бузников? - Чин двинулся к постовому, сжимавшему обломок галстука, едва не угробивший Стручка. Бузников покачал головой. - Тем хуже, - чин взял гипсовый обломок, провел пальцем по рытвинам скола, будто раздумывая, не понюхать ли недавнюю принадлежность туалета бронзового пионера или отложить до лучших времен.

- Так... кто что видел? - Чин расставил ноги в сапогах и, не глядя на татуировки Филина, но явно успев их приметить, кивнул, не глядя на распластанного в пыли, - прикройте безобразие.

Желающие дать показания нашлись в изобилии; более всех встревала Рыжуха, как раз ничего и не видевшая; получалось единодушно: виноват грузовик. Чин приободрился, готовый к разноголосице, оттаял от простоты дела и унисона мнений.

Все твердили - виноват грузовик.

Шофер нездешний, а то, что Мордасов вылез из машины Шпындро, узрели сразу, Мордасов числился человеком с весом, к тому же большинство искренне жалело Гришу - частичку общественного уклада - и обстоятельства складывались не в пользу Бузникова.

Притыка промакнула Филина тем, что раньше числилось шалью с плеч Рыжухи, прикрыла голый торс рубахой, рукава свесились до земли и пыль, смоченная квасом, грязно запятнала манжеты.