Встретив Амалию перед свадьбой, я был спокоен. Она показалась мне уравновешенной и рассудительной, как ее мать. Не вела себя вызывающе. Я видел огонь в ее глазах, но у какой молодой девушки его не будет? Я был полностью уверен, что смогу подстроить Амалию под свой ритм жизни и график. Ни секунды не сомневался, что она примет все устои, которые я ей предоставлю. Я видел наш брак четко спланированным, без отклонений и колебаний. Но Амалия устроила мне сюрприз.
Я понял, что что-то идет не так, когда обратил внимание на ее свадебные туфли. Они были синими. Их практически не было видно под платьем, но я заметил, потому что привык обращать внимание на детали. И почему-то этот молчаливый бунт в виде обуви взбудоражил мои внутренности, но и поселил во мне дискомфорт.
С самого детства моя жизнь была подчинена режиму, графику, от которого я не отклонялся. Я слишком быстро развивался. Мои родители со мной не сюсюкали, с первых дней жизни разговаривали, как со взрослым. Особой эмоциональной привязанности в моей семье тоже не было. Мама от души, искренне обнимала меня в последний раз, когда мне было примерно три года. Все остальные объятия я могу пересчитать по пальцам одной руки, и заключала она меня в них только потому что так было нужно. Объятий отца я не помню совсем. Зато помню наши долгие вечерние разговоры в его кабинете, и то, как он посвящал меня в нюансы семейного бизнеса. Примерно с пятого-шестого класса я уже разбирался в том, как работает банковская система. В восемнадцать я стал заместителем отца, в двадцать три ― его преемником. Отец до сих пор владеет банком, которым я управляю.
Я привык к четкому укладу в жизни. Единственным нестабильным элементом в нем была любовница и по совместительству моя секретарша Лидия, а также мои увлечения экстремальными видами спорта. Что же касается Лидии… Она была отличным специалистом, хорошо знала свое дело. Дополнительно она оказывала мне услуги сексуального характера. Именно так. У меня не было времени на то, чтобы заводить новые знакомства и ухаживать за женщинами, я слишком много работал, а свободное время предпочитал расходовать только на отдых и свои хобби. Этот уклад помогал мне удерживать баланс в жизни, держать все под контролем.
Но Амалия начала все это разрушать. Она вошла в мою жизнь спокойно, без помпы. Но с каждым днем брака с ней я убеждался, что ее рассудительность ― это напускное, привитое ей хорошими манерами, воспитанием. На деле же Амалия оказалась подобна бомбе замедленного действия. Я все время напрягался рядом с ней, потому что не знал, в какой момент произойдет взрыв. Но интуитивно чувствовал, что рано или поздно рванет.
Амалия постоянно провоцировала меня, вытягивая на поверхность чувства и импульсы, которые я всю свою жизнь умело держал в узде. Мне казалось, что мы достигли договоренностей относительно графика выполнения супружеских обязанностей, но этот «плавающий» третий день выбивал меня из колеи. Амалия могла в любой момент ворваться ко мне в кабинет и заявить о том, что возбуждена. Могла пройтись по нашему крылу обнаженная, нарочито медленно виляя бедрами, испытывая мою выдержку. Могла прийти ночью, влезть ко мне под одеяло и сразу же протянуть руки к моему члену. Чем больше она соблазняла меня, тем сильнее мне хотелось задать ей пару вопросов о невинности, которой я ее лишил. А была ли невинность? Или она была восстановлена? Но я смотрел на ее покрасневшие щеки, неуверенные движения и слегка испуганный взгляд, и понимал, что невинность была настоящей. Просто Амалия все время храбрилась и целенаправленно выдергивала меня из зоны комфорта.
Со временем я начал с ужасом осознавать, что у меня формировалась стойкая эмоциональная привязанность к жене. Она была смешливой. Со мной сдерживалась, но, когда думала, что ее никто не видит и не слышит, она открывалась и вела себя непринужденно. Разговаривая с сестрой по телефону, Амалия часто шутила и задорно смеялась. Пару раз я с удивлением ловил себя на том, что стоял возле приоткрыт дверей ее спальни и слушал, как она общается с Марго. Уже тогда я понимал, что как бы ни отталкивал Амалию от себя, в глубине души мне все же хотелось, чтобы она дарила мне этот открытый, искренний, задорный смех. Чтобы и со мной она вскрывала свою раковинку и впускала меня внутрь. Эти чувства усложняли мою жизнь. Слишком выбивали меня из привычного ритма и разрушали мой принцип удержания людей на расстоянии.
Благодаря Амалии я начал задумываться о том, какой же я настоящий. Я так привык носить маску, что сросся с ней намертво. Но непринужденная и легкая по характеру Амалия вытаскивала из меня нечто чуждое мне. И от этого я испытывал дискомфорт, потому что не знал, как справляться со всем тем, что было скрыто глубоко внутри меня.