Выйди из-за тучки

Мимо проносились поля, домики, но, в основном — леса. Наступил июль, и мы с сыном ехали в отпуск. Тетя Риса жила в небольшом поселке на севере Вологодской области. Места там были лесистые и глухие, и от железнодорожной станции еще около часа нужно было ехать на автобусе. Вовчик спал, а я, подперев щеку рукой, смотрела из окна поезда. Всегда любила это делать, а еще — спать под ритмичный перестук колес. Но теперь они почему-то не стучали так громко, как в детстве. Я поинтересовалась у проводника и узнала, что сейчас новая технология укладки рельсов — бесшовная, со сваркой. Нет стыков — нет и стуков, а жаль…

В основном, пассажиры нашего плацкартного вагона ехали до самого Архангельска, потому что по дороге от Питера и в самой Вологде народ особо не поменялся. Было жарко и шумно, зато спокойно. В купе хуже. Там помещение закрытое и обзор ограничен, а еще попутчики… в те немногие разы, что я ездила в купе, мне с ними не повезло. В плацкарте проще. Будто бы и людей больше, но каждый как-то эмоционально отгорожен от других. Знакомиться между собой не обязательно, поддерживать разговор — тем более. Я и не поддерживала. Мы с Вовкой занимались друг другом.

Правда, имел место небольшой инцидент — я настоятельно попросила его тихо посидеть и подождать, пока мама сходит в туалет. Сын громко поинтересовался — с какой именно целью я туда собралась и так же громко перечислил варианты. Я ему на ухо назвала нужный и объяснила, что такие вещи в голос не обсуждаются. Он кивнул и я ушла. А, вернувшись, обнаружила на нашей нижней полке незнакомого парня, прижимающего к лицу носовой платок. Мой сын что-то тихо шептал ему на ухо, а тот внимательно слушал.

— Здравствуйте, — кивнула я парню и уставилась на Вовку: — Володя, не надоедай, пожалуйста, дяде. Извините, ему просто скучно, вот и…

И увидела ссадину возле глаза у парня, симпатичного, надо сказать. Моложе меня лет на пять, не меньше — лет двадцати трех.

— Ничего страшного. Я присмотрел за ним, пока вас не было. Уже ухожу. Правильно воспитываете мужика, — подмигнул он мне больным глазом и скривился. А потом ушел за перегородку. Я повернулась к Вовке и подняла бровь. Он обнял меня за шею и щекотно зашептал в самое ухо:

— Я просто спросил дядю — ты фашист? Он сам сказал, что фашист. А потом сказал, что врал. А ты говорила, что врать…

— Вовчик, расскажи все по порядку. И что ты шепчешь? Говори нормально.

— Такие вещи можно?

Я не стала додумывать — о чем он шептал на ухо тому парню. И все же выяснила, что произошло, пока меня не было. И когда сосед по вагону, проходя мимо и взглянув на Вовку с укоризной, показал на свой глаз, я заявила:

— Не надо было говорить, что вы фашист.

— Я тогда разговаривал и таким образом отмахнулся от вашего малыша. Они бывают надоедливыми. И кто вообще мог ожидать…?

Я пожала плечами. Фашисты подлежат уничтожению, особенно малолетними партизанами — это же ясно, и он должен был подумать перед тем, как отвечать — не маленький.

— А что с глазом?

— Попрошу в вагоне-ресторане лед, — ответил он.

— Я бы не стала, — пробормотала я, — страшно застудить глазное яблоко. Или нет?

Я не знала, но сама и вправду — не стала бы. Он ушел, а я тоскливо думала, что раньше поужасалась бы, и чего там — похихикала… потому что этот случай идеально подходил к известному высказыванию — в несчастии ближнего всегда есть что-то веселящее. А еще бы выговаривала Вовке, суетилась, чтобы помочь пострадавшему, а сейчас… просто смотрела в окно. Я устала, просто невыносимо устала от своей работы, от того, что происходит в моей жизни. И очень хотела, наконец, добраться до конечного пункта.

Лес за окном сливался в сплошные зеленые пятна, поезд мчался, не позволяя разглядеть детали — живописное болотце, стожок на небольшой полянке, укрепленный жердями, узкую извилистую речку с темной болотной водой… Совершенно другой мир — чистый, свежий, честный. Я вспоминала — а было ли тогда, в детской еще поездке к тете что-то такое, что бы мне не понравилось? И не вспоминалось ничего плохого. У меня там даже подружка была — Таня, сейчас уже такая же, как и я, тетка лет под тридцать. Увижу — не узнаю. Помню только, что такая же белобрысая, как и я.

На нужной станции, кроме нас, вышел, как ни странно и тот самый парень с уже расплывшимся во весь глаз синяком. Вовка совершенно непосредственно и с большим любопытством его разгладывал, а я отворачивалась — было немного неудобно. Заодно рассмотрела небольшую площадь перед кирпичным зданием станции. Автобуса еще нигде не было видно. Пахло лесом и мазутом, пятна которого виднелись на выщербленном бетоне, в воздухе тонко звенела мошкара, и я поискала взглядом болотце. Мое внимание отвлек голос:

— Автобус сейчас подойдет, он всегда бывает к поезду.

— Я знаю, спасибо.

— Вы в само Куделино, или куда-нибудь в деревни? — не отставал наш попутчик.

— Нет, мы в само.