Выйди из-за тучки

— Да, — прогундосил сонный Вовка, — мы с мамой всегда туда ходим. Только если дождь будет, тогда не пойдем, и ты тоже тогда не ходи — зонтик не помогает.

Прощаясь, Саша опять протянул мне руку. А я тянулась к нему своею… что-то изменилось. Это было уже не просто рукопожатие, а касание… прикосновение. Он задержал мою ладонь, не отпуская ее и провел большим пальцем по коже, в такой несмелой ласке… наверное, так держат девочек за руку в тринадцать. Но это было как раз то, что и требовалось на данный момент. Иначе я взбрыкнула бы просто по привычке.

— Скучал зверски… — заговорил он.

— Я спать хочу, пошли уже, — дернул меня за руку Вовка. Я улыбнулась — мой маленький сдерживающий и отрезвляющий фактор… Все правильно — скучал он, видите ли… Тогда почему не пришел сразу же? Оглянулась на крыльце.

— До завтра, Саша. Жди нас на месте.

Этой ночью я долго не могла уснуть. Мечтательно улыбаясь в прозрачном сумраке последней майской ночи, вспоминала робкую ласку большого и сильного мужчины. Размышляла: — Не орел? Или все-таки орел?

ГЛАВА 34

Теперь я понимаю что значит — муза понесло. Прошу не судить строго…

10 июня

Этот дневник тоже неправильный. Я описываю события с большим опозданием, будто просеивая их на временном сите, давая себе время понять — стоит ли оно того, чтобы его, так сказать — увековечить? Но то, что случилось в самом начале июня, я намерена описать, потому что да — это важно.

Вот что не давало мне тогда покоя, так это вдруг всплывшее воспоминание о том разговоре в учительской. Том, что как-то подзабылся за всеми треволнениями. И вот он — вопрос: почему именно Матильда и на какой такой она охоте, а главное — каким боком все это касается меня… нас? И вообще… Матильда? Недалекость какая-то… или даже глупость? Но узнать нужно было. Я ревновала. Просто так — безо всякого повода, без причины, даже не имея на это права. Просто к возможности…

Утром субботы мы встречались с Антоном, чтобы закрыть вопрос с проектором, сдав его на склад бывшего поселкового клуба. А еще хотелось обсудить вчерашний вечер, порадоваться вместе, наметить планы на июль — только тогда мы собирались продолжить занятия. Потому что июнь обещал быть очень напряженным — в постоянных разъездах. Нас направляли принимать ЕГЭ в школы других населенных пунктов, а к нам должны приехать в это время чужие преподаватели. Уезжать приходится с ночевкой, а еще же подготовка к экзаменам в своей школе, а еще начинается ремонт классов…

Но я не про это… выдался момент спросить знающего человека про эту Матильду. Антон рассмеялся, а потом поспешил успокоить меня:

— Ты беспокоишься из-за Сани? Совершенно напрасно. Если уж он продал квартиру и машину, чтобы только…

— Машину и квартиру… — прошептала я потерянно.

— Вы что — не поговорили вчера? Нет? — не особо и расстроился Антон, — ну, значит, я немного поспешил. А что — с этим знанием для тебя что-то меняется? Что тут такого?

— Нет… ничего такого. Просто если он прогорит тут, то виновата буду я.

— Не пори чушь. Он сам принял это решение. Значит, не сомневается в нем. И чего это вдруг он прогорит?

— Про Матильду говори, — напомнила я.

— Да какая она Матильда? Матрена. Матильда она только тогда, когда наметила себе жертву и вышла на охоту на очередного мужика. Наши бабы предупредили ее, чтобы к женатым не подкатывала — ноги выдернут. Ты считаешь, она Саню заметила?

— Я не знаю. Но он оставлял тогда в «Сквозняке» сумку, еще когда первый раз приезжал.

— Ну, и не повод паниковать. Мотя баба видная, но он к нам не за этим. Сейчас пойдем, распишешься в накладной. Проектор я сдал, а документ на тебя был выписан, говорят — непорядок.

Да, пожалуй, паниковать не стоило. И вся ситуация казалась какой-то нелепой, какрикатурной, что ли? Но совсем не смешной… Его бывшая жена такая же фактурная — грудастая и пышная. Я, скорее — наоборот. А, ну — на фиг! Медведь еще не убит, шкуру делить рано. Но и слишком затягивать с этим, пожалуй, не стоит. Это я тогда поняла совершенно отчетливо.

Вечером были кружания. И «концерт», который обещал Антон Саше. У Василия сейчас был период душевной ремиссии, очевидно на ферме и в семьях у детей царила благодать, а потому и репертуар разнился с тем, что ошеломил меня тогда. Сейчас песни были о горластых соловьях и ласковом свете звезд, о текущей в вечность талой воде и бесконечной любви. Мы сидели в двух кругленьких удобных креслах, которые Саня тиснул у Антоновича со двора — видела их там. Я с любопытством наблюдала за его реакцией на местные бардовские песни и сами кружания — оригинальную разновидность русского хоровода, скорее всего — древний его прототип.

Он не расслабился и не растекся в кресле, как отстраненный зритель, а подобрался и с улыбкой наблюдал за действом, словно тоже участвовал в нем — внутренне. И в самом деле — увидев, что Антона потянула танцевать хитрюга Вика, он подхватился и приподнял Вовку с моих коленей.

— Вова, посиди и посмотри, как мы с мамой будем танцевать. И потом скажешь, у кого лучше получилось — у нас или у дяди Антоновича?