На конечной станции Кобзев, не выходя из автобуса, осмотрел площадь, опасаясь увидеть поджидавших его людей, но здесь тоже шел дождь, и на вокзале было пусто.
– Ну и ладно, – вздохнул Кобзев. – Ну и ладно... – Он устало провел рукой по лицу и только сейчас заметил приклеенные усы. – Ох, черт! Хорошо еще, что не встретил знакомых, а то попробуй объясни этот маскарад. – Кобзев отодрал липкий пластырь и бросил его в канализационную решетку.
Спрятав сумку в кустах у общежития, Соломатин поднялся в свою комнату. Его сожители спали. В полумраке, при свете уличного фонаря, он разделся и лег в кровать. Положив отяжелевшие руки вдоль тела, бессильно вытянув ноги, начал припоминать – с чего же все началось? И вдруг до последнего слова вспомнил недавний разговор с Кобзевым. Они встретились в Роговске месяц назад, выпили в знакомых забегаловках и в прекрасном настроении от теплого апрельского вечера, от друзей, с которыми только что расстались, вдруг затеяли странный треп...
– А знаешь, – сказал Соломатин, – будь я грабителем средней руки, запросто мог бы взять одну приличную кассу.
– Ха! – подхватил Кобзев. – Будь я совсем никудышным грабителем, я бы просто обязан был взять эту твою кассу. Представляешь, премии в этом квартале не будет, с женой... боюсь, разводиться придется... Грустно все это, грустно. С ребеночком я ее, конечно, не выгоню, но и сам с ними жить не смогу... Может, к старикам вернуться? Там меня комнатка до сих пор дожидается... А что у тебя с Наташкой?
– Все наоборот, – усмехнулся Соломатин. – Дело к свадьбе идет, но нет ни комнаты, ни ребеночка.
– Так вы же оба в общежитии! Дадут комнату и никуда не денутся.
– Помнишь, я одно время подрабатывал сторожем, около недели универмаг сторожил?
– Ну и что? – улыбнулся Кобзев, подставив лицо весеннему солнцу.
– Если без четверти восемь зайти со стороны двора, то, кроме сторожа и кассира, никого не встретишь.
– А когда появляются инкассаторы? – спросил Кобзев с дурашливой таинственностью.
– В восемь вечера. Единственная неприятность – сторож. Такой себе дядя Сережа, всегда навеселе, любит все человечество и даже не подозревает, что есть на белом свете нехорошие грабители.
Соломатин резко повернулся на кровати и сел, уставившись в темноту. Кто знал, что через неделю Кобзев приедет в гости и заодно попросит показать универмаг. Они еще шутили тогда, проходя по ближним дворам и намечая пути отхода.
Тогда-то все и началось...
Выйдя из тесной комнаты, Соломатин остановился на площадке, прижавшись лбом к холодному окну. Дождь не прекращался, тонкие извилистые струйки бежали по стеклу, стекая на карниз. «Неужели возможно так быстро превратиться из нормального человека в преступника? – думал Соломатин. – Ведь до этого случая мы с Кобзевым не разбили ни одного окна, не украли даже кепки в раздевалке... А может, никакого превращения и не было и мы всегда были такими? И я до сих пор никого не ограбил, ничего не украл только потому, что случай не подворачивался, случай? И моя честность гроша ломаного не стоит? И я всегда был преступником, даже не подозревая того?
Неужели все такие?
Нет, в универмаге многие знали о порядке сдачи денег, но мы с Кобзевым оказались смелее, решительнее, отчаяннее. Уж такие смелые, что дальше некуда... Деньги? Неужели деньги? Но если утром я не найду в кустах сумки... это меня огорчит? Да, сумки будет жалко. Столько нервотрепки, и все впустую. Жалко, но не больше...»
В воскресенье Соломатин поехал в Роговск, и они с Кобзевым поровну разделили добычу. Каждому досталось тысяч по двадцать. Они не хлопали друг друга по плечам, не поздравляли с удачей, почти не разговаривали. Купили в гастрономе бутылку водки, зашли в павильон «Воды – мороженое», разлили в два тонких стакана и, молча чокнувшись, выпили, не ощутив ни остроты, ни горечи.
– Ты это... Не спеши тратить. Подожди месяц-второй, – сказал Соломатин.
– Да знаю.
– А лучше вообще на годик затаиться.
– Долги только раздам, – заверил Кобзев.
– Много их у тебя?
– Так... Трешка, пятерка, десятка... Все по мелочи. А ты?
– У нас сложнее, общежитие. Особенно-то и не потратишь. Штаны купишь, и то спрашивают – откуда деньги.
– А что Наташка?
– Какая Наташка... – Соломатин махнул рукой. – Не до нее сейчас. В себя бы прийти, а там уж видно будет. Ты уже в норме?
– Нет, – сказал Кобзев, помолчав. – Представляешь, в универмаг тянет.
– Опять? – удивился Соломатин.
– Да нет, – поморщился Кобзев. – Просто посмотреть, как там...
– Это пройдет. Хотя я тоже на трамвае несколько раз мимо проезжал, все пытался заглянуть.
– И что?
– Ничего. Все как было. Никаких перемен.
– Надумал что-нибудь купить?
– А черт его знает... Ничего в голову не приходит. Напиться хочется. Ты где их прячешь-то? Надежно?
– Да все никак не придумаю. Каждый день в новое место тащу. Сейчас вот оставил дома, а сам уже маюсь...
– Зарой, – посоветовал Соломатин.
– И зарывать боюсь. Хоть с собой их таскай все время... Слушай, давай еще по стаканчику, а?